"Пикирует на нас и бросает бомбы". Ветеран рассказал о реальном бое и погибших товарищах

Когда началась Великая Отечественная война, ему исполнилось 15 лет. "В таком возрасте я сделал вывод, что это самое что ни на есть гнусное бедствие для народа, который в нее втянут", - говорит полковник в отставке Михаил Семенович Шашков.

Его мать была белоруской, отец - русским. Жили они в одной деревне, через которую сейчас проходит граница между нашими государствами. Детей в семье было пятеро: четыре девочки и наш герой, который, по его словам, "затесался в срединку". И старшие, и младшие сестры оберегали его как зеницу ока - еще бы, "один братик на всю эту компанию".

- Мы и голодали, и мерзли, потому что избы наши горели как свечки. Наскоро землянку сделаешь, чтобы не замерзнуть, поставить печку. Переживали все это таким образом, - описывает длинные военные годы Михаил Семенович. - Постепенно стали освобождать Смоленщину, наш район, тут мы вздохнули. А так жили в страхе: на своей территории, но беззащитные. Немцы не церемонились, расстреливали людей по всяким причинам, грабили, насиловали. И за это никто не нес никакой ответственности.

За время жизни на оккупированной территории наш герой насмотрелся на бесчинства. По его словам, у него в груди накипело столько ненависти, что он был готов взять оружие в руки и тут же вступить в схватку с противником. Но оружия не было, как не было сил и средств, поэтому приходилось терпеть - до поры до времени. Всей семье удалось выжить.

- Когда освободили нашу Смоленщину, пришли части Красной Армии, вот тут-то мы вдохнули свободу. И я в 17 лет добровольно пошел в армию. Но не просто так пришел, мол, "возьмите меня". Я напросился в одной части, и меня взяли на правах сына полка. Моя служба началась с этого.

Так продолжалось примерно год, а когда Михаилу исполнилось 18 лет, он принял присягу и стал полноправным членом Красной Армии.

- У меня был такой эпизод, когда я уже командовал пушкой. Мы охраняли город Люблин и там же освободили Майданек, лагерь смерти... И вот мы ведем бой по воздушным целям.

Дело в том, что немцы, прежде чем атаковать объекты - в Люблине это была железнодорожная станция - старались вывести из строя противовоздушную оборону.

- Мы ведем бой, а вражеский бомбардировщик фронтовой авиации пикирует прямо на наше орудие. А когда он пикирует, такие звуки страшные… Иногда слышишь, скорая едет, гудит по всем направлениям - вот такие пронзающие. Где бы ты ни находился, все равно услышишь. Он пикирует на нас и бросает бомбы.

Один из снарядов разорвался совсем близко - метрах в шестидесяти от орудийного расчета. Взрывом убило заряжающего. В то время существовал такой порядок: его место должен был занять командир, и каждый орудийный номер знал, кого он будет замещать.

- Я встал заряжать орудие, мы восстановили боевую готовность, ведем стрельбу. Смотрю - моя пушка в горизонтальном направлении не наводится. Поворачиваю голову: наводчик сидит на своем стуле, голову положил на штурвал, а из нее текут кровь и мозги… Снимаю одного подносчика снарядов и сажаю на его место. И мы продолжили вести бой. А заряжающего и наводчика положили в орудийный дворик, накрыли палаточкой. Что характерно, это были двоюродные братья, оба сибиряки. Раньше старались родственников не разлучать, чтобы вместе служили.

Когда пропадает страх смерти? Какие ужасы скрывали концлагеря и фашистские склады? Воспоминания ветерана смотрите в видео БЕЛТА.

| Подготовлено по видео БЕЛТА, скриншоты видео.

ПЕРЕПЕЧАТКА ДАННОГО МАТЕРИАЛА (ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО) ИЛИ ИНОЕ ЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНЫ

Читайте также:

В 98 лет инсценировал свою смерть и ушел в партизаны. Реальная история деда Талаша

Война глазами партизан. Какие сводки обязательно читали Жуков, Пономаренко и Цанава?

"Со мной стряслась непоправимая беда". Письмо этой девушки любимому трогает до слез