"Немцы заразили нас тифом". Монологи людей, которые детьми прошли фашистские концлагеря

Их избивали, морили голодом и затравливали собаками. У одних брали кровь для гитлеровцев, на других ставили опыты, третьи до потери сознания работали на немецких заводах. Но объединяет всех этих людей не только война, но и удивительная жажда жизни, благодаря которой они смогли выбраться из ада и рассказать о пережитых ужасах.

Вера Шайтеронок: "Детей забивали плетками до смерти"

"Привезли нас на вокзал, погрузили в вагоны для скота и повезли в Варшаву. Было семь или восемь вагонов по 100 человек в каждом. Мы жили в здании завода. На пятом этаже спали, а на первом делали бомбы и патроны. Утром нам кофе готовили из каких-то веток - и отправляли на завод на 12-часовую смену. Кормили, только если заработаешь.

На соседних нарах со мной жили две девочки, их тоже звали Верами. Одна из Ростова, а другая из Смоленска. Обеих забили до смерти плетками. Резали их, пока те еще были живыми. Девочки умирали, но из последних сил кричали, что немцы - нелюди, что у них сердца нет, что всех их нужно убить. Умирали, но кричали им это".

Мария Юхневич: "Из мальчика выкачали столько крови, что сам идти он уже не мог"

"Пригнали нас к станции в деревне Боровка Верхнедвинского района, погрузили в огромные пустые вагоны, устланные соломой, и отправили в концлагерь Саласпилс. А латыши приехали туда, чтобы набрать себе людей для работы. Взяли маму, папу, тетю и одну мою сестру. А мы со второй остались. Позже приехала еще одна латышка и забрала Катю. Первым делом намазала булку маслом и накормила ее. А я сидела голодная и думала: "Дай мне хотя бы кусочек откусить". Но она так и не решилась - боялась. Так из нашей семьи в концлагере осталась только я одна.

Через какое-то время ко мне пришла семейная латышская пара и забрала, чтобы я пасла коров и смотрела их 3-летнего сына. Скоро хозяина забрали на войну, а мы все остались. Бывало, несу мальчику хозяйскому бутерброд. Он съест масло, а хлеб покусает и отложит. Я если вижу, что наелся, - откушу от его кусочка. Мне такого не давали, кормили все время чем-то похожим на суп.

Каждое утро водили на уколы. Мы протягивали через ширму руку - и у нас брали кровь. Передо мной был мальчик лет 8-9. Помню, как его схватили под руки и потащили на нары - из него выкачали столько крови, что сам идти уже не мог".

Нина Мисюк: "Мысль была только одна: сейчас нас всех расстреляют"

"Немцы пришли к нам в Латыгово, собрали всех: построили в шеренгу, напротив поставили пулеметы. Тогда была только одна мысль: сейчас всех расстреляют. Но нас не тронули тогда. Перегнали через канаву, отвели в Кохановичи и закрыли в одном доме.

Там мы переночевали две ночи, а вечером третьего дня снова пришли немцы и увели папу на допрос. Его двоюродный брат до войны жил с немкой. И как только в нашу деревню пришли гитлеровцы, они сразу же ночью забрали ту женщину. Дядя остался один. Спрашивали папу и о моих братьях, которые ушли в партизаны. Долго пытали, но потом отпустили.

Читайте также:

"Душегубки", "пачки сардин" и десятки тысяч жертв. Что такое айнзацгруппы времен ВОВ

"Так мы выжили". Семь историй детей, которые пережили Великую Отечественную войну

"Браконьеры" Дирлевангера. Что творила в Беларуси одна из самых страшных зондеркоманд СС

Еще через два дня тех, кто был помоложе, погрузили в машины, а стариков сожгли. Привезли нас на станцию и отправили в вагонах для скота в концлагерь Саласпилс. Я с родителями и сестрой вместе переночевала две ночи. А потом их увели, остались в бараках только маленькие дети. Некоторым было всего по четыре года. В этих бараках я провела почти год. Нас плохо кормили, брали кровь практически каждую неделю, чтобы использовать ее для раненых немцев. На пять детей давали всего одно одеяло. Помню, как нас чем-то мазали и снова возвращали в бараки. А наутро многие не просыпались - они уже были мертвыми. Через дорогу от нашего барака содержались пленные. До сих пор помню, как над ними там издевались. Кругом были собаки.

Одно время нам ставили уколы, спрашивали, чем и когда болели. А потом в августе 1943 года 12 человек погрузили в вагоны и привезли к латышским хозяевам. Чуть позже хотели меня и в Германию забрать, но хозяйка была против - переписала что-то на моей бирке, благодаря чему я осталась работать и жить у нее. Там находилась до 1946 года, пока меня не нашли родители".

Зинаида Устинович: "Немцы заразили нас тифом"

"Везли нас немцы из Россон, но куда направлялись, никто толком не знал. По дороге партизаны попытались нас освободить. Но, к сожалению, не получилось. Так мы оказались в Псковском районе, в Идрице. Кормили баландой. Вместе с нами была маленькая Женечка - она родилась, когда уже началась война. Так для нее мы искали в этой баланде кусочки картошки. Позже нас снова погрузили в эшелон, и к Новому году мы уже были в Литве. Там всех прибывших распределили по семьям. Нас с бабушкой разлучили. Меня отправили в одну семью, а ее с еще одной маленькой сестрой - в другую.

Наш хозяин был довольно богатым: стадо овец, девять коров, две лошади, два колодца. Повел нас показывать свое добро, а я тогда сильно болела, не могла идти. Но мама уговаривала хоть как-нибудь двигаться. Хозяин наш был бессердечный, грубый, не пускал нас к бабушке.

Первой в нашей семье заболела 9-летняя Таиса. Ее забрали и увезли - говорили, что в больницу. Я была следующей. Температура держалась под 40 градусов. Совсем скоро заболели и остальные приезжие - немцы заразили нас тифом. Всех инфицированных свезли в один дом, туда прибыл доктор. Не помню, как нас лечили. Из-за температуры я теряла память. Потом хозяин отправил нас всех в больницу, и там я увидела наконец братьев, сестер и маму. Я пришла в себя одной из первых в нашей семье. Мама долго лежала без сознания, а когда ей стало немного лучше, она долго кричала. До сих пор это помню. Сестра Таиса умерла. Женечка маленькая тоже умерла тогда.

Когда вышли из больницы, снова вернулись к хозяину. Мама пряла для него, а брат возил дрова, которые мы вместе с ним резали.

Потом снова был поезд, но уже в Германию. Какое-то время мы находились в Берлине, когда его бомбили. Город был сильно разрушен. Но там мы были недолго, дальше отправились в Дессау. Там делали бомбы, рядом был самолетный завод. Мы с мамой выходили в шесть вечера в ночную смену, работали по 12 часов. Маму поставили за станок, а я крутила детали. Никто ничего не говорил, но мне кажется, что были это военные снаряды".

Францишка Русак: "Когда лагерь бомбили, ни один барак не сгорел, только комендатура"

"Когда нас пригнали в Латвию, всех поместили в сарае. Чуть позже взрослых стали допрашивать. На одном из мужчин была шапка, которая принадлежала кому-то из латышей. Спросили, где взял, а он признался, что шапку эту дали ему партизаны за то, что шил им ботинки. Когда немцы это услышали, нас всех отправили в концлагерь - и детей, и взрослых. Было очень страшно. Когда проходили осмотр, всех сначала отправили под холодный душ, а потом обстригли налысо. У моей сестры была длинная коса, и женщина, которая нас стригла, оттолкнула сестру: видно, стало жалко такие волосы портить.

Оттуда нас всех отправили в Саласпилс в концлагерь. Утром давали хлеб с опилками и кофе из желудей. Мужчины рыли ямы и носили землю на носилках, а мы, дети, смотрели на это. В лесу за нашим лагерем был крематорий. Если человек заболевал, женщины в темно-коричневых платьях - их называли штубницами - забирали его и уводили. Помню ужасный запах. А однажды налетели самолеты и бомбили лагерь. Но ни один барак с заключенными не сгорел тогда, только комендатура.

Позже нас с мамой разлучили и отправили в детский приют в Германии. Там было пусть не намного, но легче. Воспитательницами были русские, кормили лучше. Но там у нас брали кровь и делали уколы. Мы еще ничего себя чувствовали, но была с нами девочка Наташа из Освеи. Не знаю, что делали с ней, но она была просто синей.

Эта женщина спасала военнопленных, была в плену и прошла через войну с 5 детьми на руках

Когда пришла осень, взрослые стали часто ходить в лес. Нам говорили, что собирают грибы. Но однажды ночью нас всех подняли и повели в лес. Оказывается, воспитатели и заведующий приютом (мы звали его дядя Митя) сделали землянку, и там всех спрятали. Это нас спасло, потому что в тот день к детдому приехала кремационная машина, чтобы всех постояльцев забрать. Но детей в здании не оказалось. Спустя три дня пришли русские войска и спасли нас. Позже солдаты приходили нас проведывать, приносили патефон, подарки. Пели с нами вместе, танцевали - а мы плакали горькими слезами. Они нас спасли".

Регина Тихонова: "Всех детей, что были в поезде, сожгли"

"Как сейчас помню: привезли нас на станцию, состав остановился, и всем детям скомандовали выходить. Недалеко виднелось черное-черное здание. Дверь открыли, и нас туда загнали. А потом закрыли дверь. Мы стоим, никто ничего не понимает. Дети плачут, родители, что были возле этого здания, кричат. Чуть дальше находилось еще одно здание - и тоже большие двери. Оттуда вышел немец, скомандовал что-то на своем языке, и наши двери открылись. Он показал рукой, что нам нужно снова возвращаться по вагонам. Оказалось, что до того, как пригнать нас, в том здании закрыли ребят и девчат из другого состава. Всех сожгли.

А когда пришла наша очередь, у них что-то сломалось.

Позже нас привезли в лагерь, обнесенный со всех сторон сеткой. Немцы нам через нее бросали хлеб, очистки. Мы все это собирали и варили. Так и жили. Одним из командиров был украинец, который однажды сильно избил маму и папу. Они потом еще долго лежали, не могли прийти в себя. Лупил он и ребят наших. Его помощница - тоже украинка.

Однажды моя сестра Тамара пропала. Нашли ее спустя два дня запертой в кочегарке. Оказалось, ее там закрыла та самая помощница-украинка. Сестричку было не узнать: черная, грязная, двое суток без крошки еды и без капли воды. Вот как над нами издевались!"

| Вера МИХАЙЛОВА, газета "7 дней", фото из открытых интернет-источников.