Это один из самых титулованных российских писателей, дважды лауреат премии "Национальный бестселлер" и трижды - премии "Большая книга". По его произведениям сняты фильмы "Сыщик Петербургской полиции", "Казароза" и "Контрибуция". Леонид Юзефович называет свое творчество реконструкцией, а себя - реставратором. И полагает, что на материале истории можно ставить вечные вопросы и часто это сделать легче, чем на материале современности. Беседуем с писателем о загадочных филэллинах, чувстве стыда и западной цивилизации.
Леонид Абрамович, третью "Большую книгу" вы получили три месяца назад за роман "Филэллин". Он начинается как интеллектуальная игра, изящная стилизация русской жизни и духа времени начала XIX века, а превращается в философское размышление о войне. Почему в книге идет речь о войне греков за независимость от Османской империи, о которой наши читатели, по большому счету, мало что знают?
- Об этом событии у нас и правда почти ничего не известно. Нет монографий на русском языке. Все, что я знаю о ней, читал по-английски или в переводе с греческого языка. Во мне силен просветительский порыв, хочется всегда сказать важное на материале не широко известном. Мы ведь все филэллины в какой-то степени. Потому что нет такой страны, кроме нашей собственной, чью историю, мифологию и древнюю литературу мы бы знали лучше. Мы все связаны с греками - от них родом. А к России это имеет отношение еще и потому, что наследница Древней Греции - Византия. Русская культура связана с ней, и христианство пришло оттуда. Поэтому так близки и тесны наши связи.
Один из героев романа - российский император Александр I. Вы обращаетесь к его биографии не в первый раз. Почему?
- Его обвиняли в разных грехах, не любили и консерваторы, и либералы, потому что он вроде как изменил своим свободолюбивым планам с начала царствования. В его характере действительно есть много неприятных черт. Но для меня важно, что это первый и, наверное, если не считать Екатерины, единственный интеллектуал на российском троне. Других не было. Мы можем как угодно относиться к Николаю, Александру II, Александру III, но по-настоящему интеллектуал со всеми присущими ему особенностями, вплоть до того, что он тяготился властью и потом от нее отказался, - это все-таки только Александр I. Неслучайно возникла легенда о старце Федоре Кузьмиче, что якобы это был император Александр.
Вы говорили, что писали роман так долго, что за это время политическая повестка менялась несколько раз. Кто-то усмотрел в "Филэллине" параллели с войной в Донбассе, кто-то - с конфликтом в Нагорном Карабахе…
- Безусловно, мы не можем не думать о том, что вокруг нас происходит. Но история - это как Библия, в ней всегда можно найти цитату на любой случай. Поэтому если начинаешь писать исторический роман, то обязательно что-то в твоем тексте будет говорить о современности. Потому что ее нет без прошлого. Я всегда привожу два таких примера. Вот река течет, размывает глину, какие-то береговые породы и несет все в себе. На протяжении всего потока в ней есть и ее собственное прошлое. Точно так же и годовые кольца в дереве. Мы не можем их разделить без того, чтобы не погибло дерево…
Филэллины в вашем романе - люди особой степени страсти и жертвенности. Как вам кажется, насколько изменился человек за последние столетия?
- С одной стороны, человек как физиологическое и биологическое существо не меняется. Мы остаемся такими же, какими были 2000 лет назад во времена Перикла. С другой стороны, история не занимается голым человеком, у него всегда есть одежда. И это не только костюм, что меняется с течением столетий и даже десятилетий, а еще и идеи, нормы поведения, которым подчиняемся, представления о добре и зле. Вот эти взгляды меняются достаточно быстро. И история, и литература занимаются человеком в "одежде" из этих его исторических представлений. Поэтому, конечно, между "одетым" человеком начала XIX века и нашим современником есть различия. Но есть в культуре то, что сохраняется хорошо. Она вообще консервирует некоторые наши нормы поведения и представления.
Правда, что в юности вы подавали заявление в военкомат, чтобы вас отправили воевать во Вьетнам?
- Да, но я был очень молодой и очень глупый. Просто хотел приключений. Надоело жить в Перми, казалось, что могу попасть на какую-то очень интересную войну… в джунгли! Это были чисто романтические представления. Думаю, если бы попал тогда во Вьетнам, ужаснулся происходящему.
Ваш барон Унгерн в "Зимней дороге" размышляет о вырождении Запада. Спустя 100 лет, на ваш взгляд, действительно западная цивилизации сдает позиции?
- Какие-то политические сдает, а культурные… Мне кажется, это общий процесс, поскольку то же самое можно сказать и про русскую культуру, и про французскую. Если сравнить с теми высочайшими взлетами, которые были 50 лет назад, мы все что-то утратили. Наверное, что-то и приобрели. Трудно сказать.
Каково ваше мнение о современной литературе?
- Стал мало читать современной литературы. В моем возрасте это нормально. Но я много читаю русской классики - Чехова, Тургенева, Толстого. И убедился, что русская классика XIX века - это действительно совершенно удивительно. Вот есть же итальянская живопись XVI–XIX веков, и есть вся остальная... Даже внутри русской классики меняются приоритеты. В юности я обожал Достоевского и Гоголя и по-прежнему к ним отношусь с большой любовью - они гении, тем не менее на первый план выходят Толстой и Чехов. Два года я их читаю, не могу оторваться. И всем рекомендую. А про современную литературу я ничего не могу сказать.
Вы признавались, что четко ощущаете в себе некоторые элементы православной культуры. Какие это элементы и представления?
- Я повторил фразу замечательного писателя Алексея Иванова. Мы оба из Перми, как-то я ему помогал вначале, когда он был еще молодой. Независимо от того, религиозны мы или нет, воцерковлены или нет, какие-то элементы культуры, которую мы воспринимаем как православную, во всех нас есть. Это специфическое отношение к богатству, недоверие к нему, особое отношение к роли государства, идущее еще из Византии. Думаю, что западным людям, выросшим в лоне католицизма или протестантизма, это в меньшей степени свойственно. В Византии император сидел на двойном троне, поскольку считалось, что на второй половине незримо присутствует Иисус Христос. Причем по религиозным праздникам император занимал левую сторону, в обычные - правую.
P.S. Благодарим за помощь в организации материала Международный медиаклуб "Формат А-3".
| Елена ЕЛОВИК, газета "7 Дней", фото из открытых интернет-источников.
ПЕРЕПЕЧАТКА ДАННОГО МАТЕРИАЛА (ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО) ИЛИ ИНОЕ ЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНЫ
Читайте также:
Писатель Алексей Иванов: в реальной жизни мы начинаем жить по законам интернета
Чекисты 30 лет искали ее после войны. Кем на самом деле была Тонька-пулеметчица?
Чуть не погибла и молчала об этом 30 лет. Интересные факты о первой женщине-космонавте