РЕПОРТАЖ: Ну и Африка! Заметки из экспедиции к колыбели человечества и на родину кофе

"Почему именно Эфиопия?" - спрашивают знакомые, узнав про мой выбор места для очередного отпускного путешествия. "Почему бы и нет?" - так я ответила самой себе, когда увидела предложение необычного тура в своей ленте в Instagram. Это в детстве нас предупреждали не гулять в Африке. Но кто сказал, что нужно обязательно ехать на море, облачаться в бронзовый загар или фланировать среди готично-барочно-пряничной архитектуры Старого Света? Для некоторых весьма заманчива перспектива оживить для себя полузабытые страницы из учебника по географии. Ведь современную Африку мы знаем разве что по туристическим зонам Египта, Туниса и Марокко - наиболее раскрученным направлениям. Эфиопия не разочаровывает. Пугает, восхищает, обескураживает, жарит на солнце и поливает дождями. Помогает увидеть мир другой, но все же немного похожий на наш дом.

Эфиопия настолько велика и многогранна, что за один короткий тур, конечно, всех диковинок не увидишь. Поэтому северная часть страны, где, по преданию, жила царица Савская, где в столице древнего царства Аксуме хранится библейский "Ковчег Завета", где древнейшие христианские храмы и монастыри спрятаны в горах, а в безжизненной пустыне Данакиль с инопланетными соляными пейзажами, возможно, все еще разбросаны останки первых гоминидов, - все это останется для следующих поездок.

Маршрут моей экспедиции пролегает на юг - в гости к разнообразным народностям и племенам долины реки Омо.

Первое знакомство с Эфиопией белорусского путешественника ожидает... в Москве. Туда мне приходится ехать в посольство за визой, потому что в Беларуси представительства этой страны нет. Забегая вперед, отмечу, что территория РФ, раскинувшаяся за высоким забором в Аддис-Абебе, выглядит куда внушительнее скромной приемной для соискателей виз на Орлово-Давыдовском переулке. Общий вид и интерьер напоминают сельсоветы советской эпохи.

Организатор тура позже пошутит: мол, вся Эфиопия похожа на сельсовет. Для меня же встречные города и деревни с их босоногими, чумазыми детьми-попрошайками и местными богатеями, домами-сараями из бамбуковых переплетов и фешенебельными отелями в самых живописных уголках, скорее, подобны зебрам. Нам эти животные кажутся одинаковыми, но рисунок полос у каждой зебры уникален - единственный во всем мире.

Удивительно, но даже в рассказах самих эфиопов об истории государства, современном укладе сталкиваешься с заметными отличиями. Кто-то словно анекдот преподносит ситуацию, когда крупнейшее в Центральной Африке государство лишилось выхода к морю. А кто-то, печально указывая на монумент погибшим во время войны с Италией, вспоминает о жертвах и мужестве соотечественников, с копьями, луками и стрелами вышедших против огнестрельного оружия противника и вероломных газовых атак. Но неоспорим факт того, что Эфиопия - единственная страна Африки, которая никогда не была колонизирована (не считая итальянской оккупации Аддис-Абебы в 1936-1941 годах).

Загадкой для меня остается и то, что многие православные эфиопы молятся снаружи храма. Одни объясняют это тем, что внутри для всех желающих мало места, да и жарко. Другие напоминают: полигамия во многих племенах, принявших христианство, сохраняется, но по Библии две жены - это грех. Таким грешникам в храм заходить стыдно, это место только для самых достойных.

В итоге мой пазл с картиной Эфиопии никак не хочет собираться: то цвета не сходятся, то грани. Закрадывается мысль, что местные жители частенько привирают. Причем не потому, что хотят обмануть доверчивого туриста. Наверное, таково их видение или настроение в этот момент. Поэтому ко всему, что слышите во время путешествия, стоит отнестись с долей скепсиса.

Дорогой жизни

Аддис-Абеба отторгает меня, словно организм инородное тело. Отвергает неожиданным для европейца в Африке холодом (плюс 16 градусов), сыростью, проверками в аэропорту, проблемами с отелем. И ответные чувства эта столица вызывает такие же. Город огромен и безлик, он утопает в смоге от автомобилей, погрязших в бесконечных пробках. А стоит свернуть с главной улицы - впору искать резиновые сапоги.

Но к моей вящей радости мы с самого утра рассаживаемся по двум джипам и мчим по хорошему пока еще асфальту прочь из столицы на юг. Мы - это непонятно что забывший в Эфиопии турист из Беларуси в моем лице и семья из Израиля, представители которого, наряду с многими европейцами, американцами, а в последнее время еще китайцами и японцами, часто проявляют любопытство к этим землям.

Вообще, история семьи из Земли обетованной удивительная. И раз уж они стали моими попутчиками на неделю, стоит познакомить с ними читателя. Старшее поколение - супруги Орит и Давид (который просит называть себя Дуди), обеспеченные трудяги из доходных сфер IT и бизнеса, любители путешествий. Но в последнее время их привлекают те точки на карте мира, по которым скитается их средний сын Шай. Парень отправился в традиционное для израильтян путешествие после армии (для перезарядки мозга) и вот уже четыре года не был дома. Дуди навещал его в Индии, где Шай прожил довольно долго. Орит даже не побоялась отправиться с сыном на треккинг по гималайским тропам в Непале. Почти пять месяцев молодой человек провел в Эфиопии. И именно эта страна помогла семье собраться вместе - к путешествию присоединились еще 27-летний магистрант-физик Дрор и 19-летняя Шайни, которая только окончила школу.

Но наше близкое знакомство еще впереди. Пока же семья в одном джипе наслаждается обществом друг друга, а я ловлю объективом мелькающие пейзажи, которые, благодаря Великой рифтовой долине и стараниям земледельцев, поражают воображение. И не менее часто в фокусе оказываются нескончаемые вереницы людей.

В основном дети и женщины несут, тянут, волокут, катят тюки и мешки с землей, деревом на растопку и строительство, листвой моринги (быстрорастущего дерева, которое за целый букет полезных свойств называют суперфудом), зерном, овощами и фруктами - на еду и на продажу. И так каждая дорога в стране - это река жизни, поток которой дает источник к существованию семей, целых поселений и племен.

Стоит едва замедлить бег машин, например, у мостов, пропуская стада коз, объезжая замечтавшихся или задремавших посреди дороги коров, как в окна уже заглядывают белозубые лица местных жителей, тянутся руки с просьбами о бутылке воды (в большей степени не ради питья, а из-за нужды в пластиковой таре). И громогласные мальчишки кричат вслед: "Ю, ю, ю!" - то ли приветствуют, то ли ругают.

Когда в пути мы пробиваем колесо, тут же из зеленых кущ вдоль дороги материализуются хозяйки этих мест. В условиях, когда они иноземным гостям могут сказать лишь "Hello", а мы им - "Selam", остается лишь улыбаться друг другу и общаться жестами.

Порой доводится делать остановки и по иным причинам - то и дело транспорт на блокпостах тормозят военные, дорожная полиция и прочие блюстители порядка, чтобы проверить, не везут ли странники что-то запрещенное. Наш водитель Джим-Джим поясняет: хотя христиане и мусульмане в Эфиопии живут мирно, растет напряженность из-за попыток внедрения извне, особенно со стороны Сомали и Судана, экстремистских настроений. Вот и бдят на границах и дорогах внутри страны, чтобы ни оружие, ни наркотики, ни еще что-то незаконное не ввозили.

С первого дня экспедиции начинается знакомство с местной кухней. Эфиопы среднего достатка и выше не представляют своего обеда без инджеры - кислого блина из африканского злака теф с разного рода начинками, как правило, острыми. Традиция ее потребления за размеренной беседой любой перекус превращает в целый церемониал. Отрываешь руками кусочки свернутой в трубочку пористой инджеры и защипываешь то овощное рагу, то пасту из авокадо, то пареные листья моринги, то китфо (говяжий фарш с острым перчиком, топленым маслом и пряностями), а чаще всего тыбс (продолговатые жареные кусочки говядины или баранины с острым соусом). Но с непривычки на обилие чили и смеси специй лучше не налегать.

А уж приготовление кофе - это почти искусство. Именно в Эфиопии растут одни из лучших сортов арабики. И здесь же они в полной мере раскрывают свой богатый аромат и вкус, потому что зерна обжариваются, перемалываются и завариваются прямо при госте.

Такой вот эфиопский кофе с дымком ждет нас вечером по прибытии в Арба-Мынч, столицу южной Эфиопии. Гид Энди приглашает отужинать в гостях у его мамы. В сумерках, освещаемых веселыми огоньками гирлянд возле дома, под открытым небом накрыт стол. Рядом в уголке, устланном травами и цветами, сестра Энди в традиционном наряде раскаляет на миниатюрной угольной печке плоскую сковороду, на которой зерна темнеют, отделяются от шелухи, лоснятся, наполняя воздух ароматом. Девушка перемалывает их в ступке и засыпает в сосуд из черной глины - джебену - в ней уже варится сам напиток. И подается в маленьких чашечках из тонкой керамики с веточкой пажитника, или шамбалы. А на закуску, как ни странно, поп-корн. Кукуруза в Эфиопии одна из знаковых культур.

В таком благостном состоянии мы отправляемся ночевать в гостиницу на вершине холма, с которого сочной зеленью расстилается ковер до самого озера Чамо.

Бананов круглый ноль и деревня за четырьмя стенами

Суровые условия севера вынудили местное население развиваться ради выживания. А вот шестнадцать туземных племен юга, согретых и накормленных дарами долины реки Омо, не так уж спешат приобщаться к благам цивилизации. Наибольшее распространение разве что получили автоматы Калашникова китайского производства, бумажные деньги (как правило, плата за фото от туристов), и немного одежды секонд-хенд, которую часто не покупают, а клянчат у тех же иностранцев.

Если кого-то и видишь за работой, то чаще женщин. Например, отправившись знакомиться с племенем дорзе в деревне на высоте около 2 тыс. м, мы оказываемся на подворье местного гида по имени Гага (но совсем не леди). Он весело и задорно проводит экскурсию по своим владениям, но за ткацкий станок (а именно этим ремеслом славятся люди дорзе, причем, ткут именно мужчины, женщины лишь прядут нить) не садится.

Визитная карточка племени - "слоновые дома". Так называются местные хижины из-за внешнего сходства с этим животным. Внутри по кругу вдоль стен своего рода полати для сна с одной стороны и стойла для скота - с другой. Ближе к центру стулья и очаг, а дым от костра уходит в миниатюрные окошки ближе к своду этого шлемовидного дома. Через них же внутрь проникает слабый свет. Новенькие дома в высоту могут достигать 12 м, но по мере подгнивания основания они год за годом становятся все ниже. В стоящий рядом маленький elephant house мы не заходим - его обычно строят специально для молодоженов, которые проводят там медовый год и только потом переезжают в дом родителей.

И всегда дома дорзе окружают деревья лжебанана. Кажется, из него племя получает все, что только можно, буквально выжимая все соки. Но только не бананы - они на этом дереве не растут. Зато из мякоти ствола пекут довольно вкусные лепешки, из жмыха свивают веревки, из сока бодяжат местную водку - араке (или арак, арака), а из листьев сооружают кровлю своих домов.

Увожу с собой от дорзе теплый хлопковый плед хэндмейд с этническим узором, купленный за 300 быров ($1 - примерно 29 быров), а также привкус араке и легкого разочарования. Все-таки на туристах эти так называемые дикие племена строят вполне современный бизнес: Гага неплохо говорит по-английски, возле его семейных домиков разместились пронумерованные гостевые хижины, развешанные кругом леопардовые шкуры здесь явно для антуража, а ткацкую продукцию, вязаные цветные шапки и эклектичные украшения вряд ли уже возят на местные рынки - зачем, если покупатель сам теперь приезжает за этой аутентикой.

И повисает в воздухе мой вопрос о том, почему же племя, пользуясь при необходимости услугами медицины, электричеством (вокруг классического поселения уже выросли хижины с подведенными к ним сетями), успешно торгуя, никак не участвует в пополнении бюджета государства. Впрочем, в этой деревне проживает всего порядка 7 тыс. человек. Вся же численность дорзе - около 12 тыс.

Зато куда более многочисленное племя - консо, которое насчитывает около 40 тыс. человек. В их старейшее поселение - Гамоле - мы и направляемся дальше.

По пути Энди объясняет смысл загадочных бамбуковых свертков на деревьях, лично мне напоминающих гигантские вафельные трубочки со сгущенкой. Сравнение уместное с учетом сладкого наполнения: в этих свертках эфиопские пчелы строят свои ульи, раз за разом затем разоряемые местными бортниками.

Консо - знатные земледельцы. И это заметно по склонам окрестных холмов, расчерченных террасами полей, на которых выращиваются сорго, маис, кукуруза и теф. Все это - вручную с использованием каменных орудий труда, а также быков и ослов для вспашки. Работа в полях очень тяжелая, и занимаются ей в основном молодые мужчины, с утра и до позднего вечера. Поэтому днем в деревне можно застать только женщин, детей и стариков.

Узнать территорию консо можно еще и по характерной конической форме соломенных крыш круглых каменных домиков. Их мы различаем на подъезде к Гамоле. Вышедший на пенсию учитель Диноте становится нашим проводником через три внешних круга каменных стен к старейшей 900-950-летней стене, которая первой огородила это поселение от угроз извне. И после исследований ученых даже превратила деревню в объект Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Впрочем, и кроме высоких ограждений, опоясывающих деревню, все ее узенькие улицы также петляют между рядами булыжников и бревен. В этих лабиринтах совершенно невозможно спастись от назойливо предлагающих сувениры детишек.

Ребята постарше уже стремятся зарабатывать. Те же, что помладше, присматривают за самыми маленькими братьями и сестрами.

Существование племени подчинено магической цифре 9. Именно столько кланов консо, перетасованных по разным деревням (потому что жен можно брать только из другого клана). Девять лет девять месяцев и девять дней может скрываться факт смерти короля: его иссохшее безжизненное тело остается на троне, продолжая "управлять" жизнью племени. Вообще, быть королем консо - тяжкое бремя: приходится блюсти вековые традиции, запреты, исполнять обряды. Например, никто из подданных не должен видеть, как король ест. Вот и приходится бедному трапезничать исключительно в своей резиденции-шалаше.

А еще только король и его жена, а также герой, убивший врага или хищника, могут рассчитывать на украшение своей могилы особым деревянным тотемом - вака. Как видно по разным вариациям тотемов, герои расправляются в основном с крокодилами и гепардами.

Если доказывать свое мужество надо воинственными методами, то готовность к женитьбе - иначе. Юноша, надумавший жениться, для инициации в мужчину должен перекинуть через себя огромный булыжник. Вероятно, этим он показывает, что может построить каменный дом для своей будущей семьи.

Происходит этот обряд, как и многие другие важные для деревни события и собрания, народные суды, на центральной площади - средоточии символических объектов. Здесь, скрытый слоем песка, в землю вмурован камень, который служит детектором лжи. Испытуемый кладет на него руки, а старейшина деревни задает вопросы. Диноте уверяет, что солгать невозможно.

А затем подводит нас к шесту, окруженному деревянными столбами. Каждые 18 лет (для консо это одно поколение) добавляется новая палка - по их общему количеству можно узнать о возрасте деревни и совету старейшин, правящему здесь.

Пока моя группа в окружении ребятни занимается подсчетами, стараюсь незаметно добраться до наших машин и здесь раздать увязавшимся за мной немногочисленным аборигенам значки, браслеты и прочие побрякушки, привезенные в качестве подарков. За мыльные пузыри разворачивается нешуточное сражение.

Осмыслять влияние цивилизации на местные племена мы будем позже, а пока торопимся навстречу закатному солнцу в тишину лоджа недалеко от города Турми. Тьма окутывает Эфиопию уже после семи вечера, и я, как зачарованная, ласкаю взглядом небо. Ночи тут удивительные! Не успеешь оглянуться, как сумеречный занавес сменяет черный бархат с россыпью блесток-звезд. Словно красавица-богиня смахнула их небрежной рукой - и теперь они где-то тускло серебрятся мелкой пылью, теряясь в тумане Млечного Пути, а где-то мерцают яркими бриллиантами. Остается лишь созерцать и смириться с невозможностью сделать фото.

Красота по-африкански: бусы против шрамов

Знакомство с племенем ньянгатом я ждала, пожалуй, даже больше, чем с воинственными мурси. Этих кочевников не так просто застать на одном месте. Дома-плетенки и такие же хозяйственные бунгало на ножках превращаются в деревни-призраки, как только племя снимается с места и отправляется осваивать новые территории. К тому же прежде добираться до их ареала на другой стороне реки Омо было непросто: сперва в пыли по грунтовой дороге, потом переправа на лодках по реке с крокодилами и еще несколько километров пешком по выжженной земле с колючками под палящим солнцем.

С тех пор, как через Омо возвели мост, туристов доставляют почти с комфортом - не считая веселого джип-триала по грунтовке. По пути впервые в жизни вижу поля хлопка: меж листвы низкорослых кустиков белеют цветки, а кое-где и пушистые комочки будущей пряжи. Боюсь представить, сколько труда вложено в то, чтобы прокладывать к этим пустынным землям мелиоративные каналы и орошающие системы.

Зато без всякой помощи обильно вырастают меж редких деревьев небоскребы-термитники. По 3-4 м в высоту, но, как уверяет водитель Шамсу, бывает и 8-9 м. Как тут не остановиться и не постучать: "Кто в теремочке живет?"

За обследованием термитника мы даже не замечаем, как сами становимся объектом внимания представителей племени хамер. К туристам у этих ребят один интерес - фото за быры. Справедливости ради, есть за что: эфиопские женщины очень красивы, а уж навыкам моделинга, отточенным на сотнях иноземных папарацци, позавидовали бы и профессионалы.

Наконец вдали виднеются соломенные комочки хижин ньянгатом. Это малочисленное и воинственное племя, которое одним из первых обзавелось стрелковым оружием в долине Омо. Сегодня они остаются лучшими вооруженными воинами и отмечают шрамами на своем теле убитых соперников из враждебного племени.

В стычках при битвах за новые территории, а также от голода и жажды в процессе поисков плодородных пастбищ многие мужчины племени ньянгатом умирают молодыми. Все хозяйство - строительство домов, воспитание детей, уход за домашним скотом - ложится на плечи женщин. Местные хозяйки всех возрастов, а также ребятня встречают нас в деревне, окружая пестротой бисерных ожерелий и заглядывая чужакам под шляпы и платки своими обсидиановыми глазами.

Несчетные низки ярких бус - отличительная особенность женщин племени ньянгатом. Первая ниточка достается в подарок от отца в раннем детстве. Следующие девушка покупает сама на праздники либо получает в подарок от мужа. Так что обилие украшений здесь словно мерило супружеской любви.

Забавляет находчивость местных модниц - головные подвески они мастерят даже из стальных браслетов от наручных часов. Улыбчивые старейшины с удовольствием позируют во всем своем великолепии на камеру, а потом еще и приветствуют хоровыми напевами - ну чем не "Бурановские бабушки"! И от этого племя мне кажется самым обаятельным из всех.

Получают свою долю внимания и дети. Израильские гости привезли им целую сумку разноцветных игрушек, применения которым ребятня даже не знает, хватая подарки просто потому, что раздают. Приходится показывать элементарное - как играть в мяч. А я соглашаюсь с Шаем, что, возможно, не стоит так сильно вмешиваться в многовековой жизненный уклад племен. Зато совместные хороводы и качели-покатушки - лучший способ деликатно прикоснуться к миру других.

Утомленные солнцем и игрой, отправляемся обратно - на земли пастухов и скотоводов хамер, занимающих центральную часть региона в районе города Турми и насчитывающих около 50 тыс. человек.

Это одно из самых известных племен Эфиопии. Энди заверяет, что еще и самое дружелюбное. Но только не на рынке Димака. Стоит лишь навести объектив фотоаппарата - градус подозрительности в сопровождающих каждый наш шаг взглядах повышается. Тянусь потрогать злак теф, что песчаной горой рассыпан прямо на отрезе ткани, постланном на землю. "Теф! Теф! Купи!", - завязывается пикировка с юной продавщицей. "Зачем мне? - отвечаю. - Я путешествую. Только потрогаю". "Ну купи теф!" И так без конца и края.

Признаться, гораздо больше местных товаров - кукурузы, сорго, тыквы, моринги, охры, специй и прочего - меня интересуют люди. Рассматривать представителей племени хамер можно бесконечно. Кажется, они буквально помешаны на всевозможном украшательстве, причем как женщины, так и мужчины.

Характерная шапка коричневых дредов - типичная женская прическа: косички густо намазывают смесью глины, охры и воды, потом прическа затвердевает. Девушкам использовать смесь нельзя, поэтому свои замысловатые плетения они украшают яркими пластиковыми заколками а-ля привет 1990-е. Мужчины частично бреют голову и заплетают мелкие косички, тоже покрывают их слоем глины и жира в виде колпачков и украшают перьями и бусинами. Добавляют всевозможные бисерные обручи, пояса, браслеты на руки и на ноги, подвески и амулеты… Ох уж эти модники!

Большие ошейники из бисера носят незамужние девушки. Бусинами они порой украшают и вышитые юбки из кожи и шерсти козы, утяжеленные внизу металлическими вставками. А вот замужних дам можно распознать по металлическому ошейнику, причем у главной жены он дополнен ручкой. Представители хамер на 90% мусульмане-суниты, при этом у них сохранилось много элементов анимизма (веры, что природные объекты имеют душу). И многоженство приветствуется обоими полами. Первая жена рада, когда можно разделить тяжелую домашнюю работу между несколькими хозяйками.

А вот и туристский закуток рынка, где обнаруживаем сувениры, украшения, поделки и большой выбор столь важного мужского атрибута в Эфиопии, как боркотос. Эти деревянные подставки используют и в качестве подушек, и как стульчики. Эфиоп без боркотос все равно, что европеец без мобильника.

Энди торопит в путь - нам посчастливилось попасть на обряд инициации мальчика в мужчину bull jumping. Юному кандидату нужно трижды пробежать по спинам быков, стоящих в ряд. Отсутствие одежды на парне символизирует детство, которое он собирается покинуть. После успешного прохождения обряда молодой человек причисляется к разряду "маза" и имеет право жениться. Но сначала на три месяца он изгоняется из дома и может питаться только молоком, смешанным с бычьей кровью (ничего общего с русским фразеологизмом - хоть смесь и питательная, но пышущими здоровьем после такой диеты ребят не назовешь). Для Хамер, кстати, как и некоторых других племен, почти как дойка, естественно периодически пускать быку кровь, пробивая стрелой с близкого расстояния шею животного и собирая "живительную влагу".

В пути проезжаем еще один рынок, раскинувшийся на земле прямо у дороги: овощи, зерно, кофе, куры и овцы, горы разноцветной одежды, как новой, так и секонд-хенд, писк местной моды - шлепанцы из старых покрышек. Здесь же, кстати, умельцы на швейной машинке готовы подогнать купленную вещь под нужный размер или починить старую одежку. Этакий гипермаркет под открытым небом. С неожиданным для продавцов торговым азартом покупаем Шаю рубашку (за время странствий его одежда поизносилась), что примечательно, сделанную в Израиле, и мчим дальше по песчаным равнинам меж колючек.

К деревне племени хамер по разным тропам стекаются родственники семьи, которая устраивает обряд. Спешат к зрелищу и иностранные туристы - племя не против сторонних наблюдателей, которые платят за такую возможность. Тем самым помогая принимающей семье, ведь организовать масштабное гулянье весьма затратно.

Вот и главный виновник собрания - совсем мальчишка, на вид лет 12. Но по какой-то причине его отец решил все же провести ритуал. При этом, понимая риски, сам сделал для мальчугана послабления: бычков по деревне собрали всего четырех, причем самых маленьких.

Ритуалов подготовки к обряду много, сакральный смысл большинства никто не объясняет. Поэтому, потолкавшись у плотного кольца мужчин, обступивших мальчугана, делающих наставления, готовящих краски и наносящих узоры на тело кандидата и друг друга, мы идем на звуки аутентичных танцев Evangadi.

Толпа женщин и девушек с браслетами из бубенчиков на ногах, распевая песни, шествует по окрестностям, перемежая проходку энергичными прыжками. С самого утра они пьют бордей - напиток из сорго, похожий на пиво. Танцы в сочетании с зельем помогают войти в транс и отделить душу от тела. В таком состоянии совсем не сложно переносить церемониальную порку: маза секут прутьями родственниц мальчика, проходящего испытание.

Удивительно, но женщины сами дразнят и провоцируют мужчин на удары, даже выбирают прутья пожестче, спорят между собой за право первой получить кровавый "автограф". Считается, что сестра и родственница терпят боль из-за мужчины и позже могут обратиться к нему при случае за помощью. Шрамы, которые остаются на теле, - украшение женщин хамер. Они гордо демонстрируют их как признак силы и верности. Только вот во время нынешней церемонии разжиться новыми штрихами не удается никому - уж больно юные и неуверенные маза участвуют в этом действе.

Темнеет, поляну для церемонии окружает толпа зрителей. В этом кольце, подсвеченном фарами авто приезжих туристов, мужчины отлавливают бычков, норовящих сбежать, и выстраивают в линию, удерживая за хвосты. В полумраке голый мальчонка меньше чем за минуту совершает свой забег - и вся толпа растворяется в ночи, разбредаясь праздновать. А наши водители - сосредоточенно прокладывать путь к гостинице.

Черная жемчужина

Сегодня нас ждет знакомство с "народом холмов", черной жемчужиной долины Омо (из-за самого темного цвета кожи в Африке) - мурси. Это эпатажное и изолированное племя населяет равнину Тама и холмистую местность вблизи парка Маго. Власти заставили их покинуть территорию нацпарка, но скотоводам потеря пастбищ сильно не понравилась. Так что вооруженные стычки с военными и охраной парка происходят регулярно: мурси перекрывают дорогу им и тракам, груженым сырьем для сахарного завода. К туристам они доброжелательны, но на время обострения конфликта гиды не возят группы к племени - на всякий случай.

Нам повезло. Трехдневная "война" как раз закончилась, дорогу открыли. И местный гид Сафир в пути вещает про образ жизни мурси. Мужчины заняты скотоводством и охраной деревни, женщины - строительством домов, уходом за детьми, кухней и доставкой воды от ближайшего источника. Питаются кашей из кукурузы или сорго, а мясо едят только по большим праздникам - довольствуются коктейлем из крови и парного молока.

Вдоль дороги мы время от времени успеваем заметить обнаженных, но вооруженных мужчин мурси, чьи тела покрыты странными белыми рисунками, словно по ним прошлась белая длань Сарумана. Но, стоит притормозить, они исчезают в зарослях, словно видения.

А еще мурси - мастера скарификации. Чтобы обозначить свой статус и заслуги, они рисуют замысловатые формы с помощью лезвия и верблюжьей колючки и подсаживают в рану личинку мухи. Сафир утверждает, что она уничтожает инфекции, а также придает шраму больший 3D эффект.

У женщин своя забава - губная тарелка. Традиция носить огромные керамические пластины дэби у племени появилась давно: сначала женщин таким образом обозначали вынужденно, чтобы их не украли на невольничьем рынке. Сегодня это признак красоты и уважения. Чем больше у тебя пластина, тем более ценная ты невеста. С 12-13 лет девочки год за годом растягивают губу тарелками все большего размера. Украшение неудобное и тяжелое, поэтому женщины мурси вставляют их по праздникам или когда принимают гостей. Например, нас.

Если сначала не ожидавшие туристов дамы занимаются своими делами в некотором смысле закатав губу (которая, подобно сжатой резинке, свисает в районе подбородка), то вскоре они обступают нас уже при полном параде - одно дэби больше другого.

Одна из мастериц племени как раз занята росписью керамических пластин, и прямо с земляного прилавка украшения настойчиво предлагаются нам за быры. Сколько ни примеряй - все равно свой размер не найти. Покупаю на сувениры.

Какой-то местный паренек-юморист, приметив интерес туристов, просит и его сфотографировать с дэби. Вот и верь после этого в басни про нелюдимых аборигенов.

Впрочем, из общения с сыном главы племени становится понятно, что воинственности мурси не занимать. Например, есть у них особый обычай, когда мужчины в ритуальных целях устраивают турниры по системе плей-офф на длинных палках донга - их удары весьма болезненны. Самый сильный забирает себе любую женщину, пришедшую на турнир. Кроме того, это с утра мы застаем мужчин в адекватном состоянии. После обеда они начинают пить алкоголь и баловаться галлюциногенами. Для агрессии тут даже повод не нужен.

А-а, крокодилы, бегемоты... и ливень в раю

Дорога к мурси через парк Маго интересна сама по себе. Поворот за поворотом открывается бескрайняя долина в заплатках всех оттенков зеленого и в обрамлении причудливой формы холмов, пестрящих мохнатыми катышками деревьев. Это место обитания нескольких сотен видов животных и еще больше - птиц.

Сафир говорит, если повезет, можно увидеть и зебру, и антилопу, встретить дик-диков (самых маленьких антилоп размером с зайца), винторогих куду и множество диковинных птиц. Но это если ты действительно везуч и способен с фотоаппаратом наперевес преодолевать дорожную тряску. К нам же фортуна в виде одного-единственного бабуина повернулась догадываетесь чем.

Водитель Шамсу объясняет: животные ушли в соседнюю Кению, когда мурси развязали войну. Но я готова поспорить на сотни быров, что дело не столько в редкой стрельбе, сколько в шуме траков, которые десятками ежедневно пересекают территорию парка по проложенной здесь недавно дороге.

Зато мой внутренний ребенок ликует и хлопает в ладоши во время прогулки на лодке по озеру Чамо, на берегах которого загорают самые большие крокодилы в Африке.

Держим курс на птичий рынок (скопление птиц означает, что здесь они подъедают остатки пиршеств крокодилов, пока те, насытившись, дремлют с разверстыми пастями) и всматриваемся в очертания пернатых, изредка распознавая аиста, пеликана, ибиса, цаплю-голиафа и даже гнездовье орланов-крикунов.

Сперва цепляю объективом каждую корягу на поверхности воды, ведь некоторые ребристые бревна оказываются вовсе не деревяшками. Но когда показывается целый крокодиловый пляж, подсказки не нужны даже такому биологу-дилетанту, как я.

Апогей прогулки скрывается в толще воды вместе с круглой спиной гиппопотама. Впервые в жизни вижу, как эти животные грациозно ныряют. Да что там - самих бегемотов в живой природе впервые вижу! Жаль лишь, что они все время скромно прячут свои формы под водой, выставляя лишь полукружия ушек и ноздрей.

Куда менее пугливы мартышки и обезьяны колобусы, обитающие в парке возле озера Ауаса. Смотрители их настолько приручили, что колобусы теперь своим любимым трюком развлекают туристов и праздных отдыхающих (местные жители тоже облюбовали это местечко для семейных и дружеских прогулок). Если насыпать горсть орешков в ладонь, обезьяна прыгает на плечи человека и по вытянутой руке добирается к лакомству. Кажется пугающим, но когда ощущаешь деликатное прикосновение кожистых теплых пальчиков и мягких губ, собирающих каждую кроху, остается лишь умиление.

Вообще, Ауаса - самый заселенный птицами биоценоз в мире: утки, аисты, цапли, ходулочники, зимородки, египетские гуси, молотоглавы, ткачики и прочие воробьинообразные. Список почти бесконечен. Для гурманов это орнитологический рай, и соответствующий туризм здесь процветает.

А к услугам неискушенных туристов без сильной оптики всегда есть марабу, которые чувствуют себя в парке полноправными хозяевами. Несмотря на романтичное название, есть в этих птицах что-то отталкивающие - наверное, их сущность падальщиков. Перемахивая с дерева на дерево, они скрипят своими гигантскими крыльями, словно несмазанные дверные петли.

Гоняться за марабу с фотоаппаратом не так забавно, как за страусами, антилопами и семействами бородавочников (при этом мысленно напевая песенку из "Короля льва") на территории национального парка Абията-Шала. Он расположен в 200 км к югу от Аддис-Абебы вокруг двух прекрасных озер Рифтовой долины - Абията и Шала, разделенных перешейком.

Шала - самое глубокое в Эфиопии, это второй по величине резервуар пресной воды в стране (после озера Тана на севере). Но пресная вода не значит питьевая. В этом голубом котле местные жители даже устраивают стирку, потому что специфические соли эффективно заменяют мыло.

Воды мелкого соседа Шалы Абията настолько насыщены содой, что всплывают даже булыжники. Минут на 15 это развлечение занимает наше внимание вместе с рассматриванием колонии розовых фламинго вдали.

Отсюда движемся к горячим источникам, которые стекают прямо в озеро. Вокруг клубящего пара от бьющей струи разбит импровизированный лагерь - сюда съезжаются даже издалека, чтобы подлечить в целебных водах суставы и мышцы. Также практичные эфиопы устраивают здесь стирку, а ближе к самому источнику, где температура воды достигает 96-97 градусов, варят кукурузу.

Подземных источников в Эфиопии довольно много, тот же город Арба-Мынч назван так неслучайно - в переводе с амхарского языка означает "сорок родников".

Один из таких источников становится единственной достопримечательностью во время сверхкороткой экспедиции в джунгли Wondo Genet, что в переводе означает "большой рай". Энди обещает увлекательный бердвотчинг и растительные лабиринты и говорит следовать за местным гидом. Чувствую себя Алисой, что ныряет вслед за белым кроликом в Страну чудес, сливаясь с обилием зеленого. Но уже через несколько минут скольжу обратно по грязевым тропам в потоках тропического ливня.

Промокшие, мы движемся на север, пропуская в пути праздничное шествие племени оромо в национальных одеждах (причем весьма спорно, кто из нас для кого большая диковинка). Некоторые местные мужчины с самым суровым видом все приближаются в кадре, нагоняя страх. Хотя все дело в любопытстве. Как раз тот случай, когда говорят "на лицо ужасные, добрые внутри".

На прощание с народами долины Омо заглядываем в деревню племени ари в окрестностях города Джинка. Прежде они были кочевниками, но уже несколько десятилетий активно осваивают плодородные земли на обширной территории возле нацпарка - выращивают пшеницу, ячмень, кукурузу, кардамон, кофе, фрукты, собирают мед. Причем у каждого теперь уже по сути фермера своя специализация.

От плантации к плантации за нами косяком почуявших добычу окуньков следует местная чумазая ребятня. Кому повезло больше, держатся за руки с белыми туристами с видом "завидуйте мне!". Одна девчушка отпускает меня только, пока делаю фото, а потом ее цепкие пальчики снова обвивают ладонь.

Ари не получают столько внимания от туристов, как мурси, и не могут заработать на этом денег. Но если уж гости заглядывают, используют эти минуты, как могут. Женщины, что славятся лепкой посуды из глины, дают мастер-класс по керамике. Девочки - по плетению косичек. А мужчины просто с гордостью демонстрируют урожай, в который вложено столько трудов на каждом кусочке земли среди необъятных холмов.

Панорамы природы Эфиопии, переменчивая погода по мере продвижения на юг и обратно, меж гор и по долинам, поражают воображение. Порой ущелья между гор похожи на слоеный пирог, заполненный взбитыми сливками тумана. По плато временами стелется на удивление ровная дорога, саванны с редкими деревьями и бамбуковыми ульями сменяет сочная зелень полей с бататом, кукурузой, хлопком и другими культурами.

После нескольких дней непогоды все пейзажи словно окрашены серыми тонами хмурого неба и каплями дождя на лобовом стекле. Но выглядывает солнце - на согретом асфальте появляется белый пушок испарины. И также в душе разливается тепло, ведь те же облака могли проливать благодатную влагу и на Беларусь.

Знакомьтесь, Люси! - Очень приятно, Пушкин

Спустя неделю южных странствий мы возвращаемся в Аддис-Абебу - с амхарского "новый цветок". Моим израильским друзьям предстоит путь на север, а мне - более близкое знакомство с совсем не "цветочными" и уж точно не новыми районами-трущобами.

Улицы высокогорной африканской столицы - это сплошной рынок, в котором торговые лотки одновременно являются жилищами, построенными в основном из хлама. Продают все, что угодно: мне даже пытаются подсунуть гнилые фрукты, поломанные солнечные очки, компьютерные диски с устаревшим ПО и амхарско-английский разговорник. А еще настойчиво предлагают почистить обувь - здесь этот сервис-анахронизм на каждом шагу. Зато эффект на лицо... точнее, на белых кроссах, которые почему-то так любят эфиопские модники.

Кажется, даже не заработав на мне хоть сколько-то быров, такие уличные продавцы счастливы возможности просто пообщаться. И все же излишнее внимание и надцатое по счету "How are you?" уж слишком утомляют.

Прежде чем скрыться в музейной тиши, прошу Энди провести меня на крупнейший рынок под открытым небом в Африке - Меркато. Блогеры-путешественники называют его самым трешовым, но, не прочувствовав всю дичь этого огромного зловонного муравейника, нельзя составить полное представление об образе жизни страны.

То и дело уворачиваясь от машин, "проплывающих" мимо ящиков, мешков и прочих грузов с самым невообразимым товаром на головах носильщиков, пытаюсь фотографировать и не вляпаться в грязевые потоки. Отчасти образованные дождем, они не меньше обязаны своим происхождением продавцам-мусульманам, которые по несколько раз в день перед молитвой садятся в рядочек и омывают ноги прямо в проходах рынка.

Даже не грязь и суета Меркато разочаровывают, а отсутствие мало-мальски самобытного товара и, главное, торга - потому что это, по сути, оптовый сток, откуда более мелкими партиями товары развозятся по всей стране.

Поэтому разворачиваемся в сторону Национального музея - для знакомства с давней и насыщенной историей "Земли Истоков". А как еще назвать территорию, где обнаружены старейшие останки наших ранних предков-гоминидов.

Главным экспонатом музея (по сути, нагромождения костей, этнографических реликвий типа церемониальных одежд священников, музыкальных инструментов, изделий народных ремесел и современной живописи) являются скелетные останки Люси, самой древней женщины на Земле. Точнее, копия останков, так как оригинал антропологи забрали для изучения в Вашингтонский музей да так там и оставили. Зато хотя бы установили для истории, что Люси погибла 3,2 млн лет назад при падении с большой высоты.

Останки примерно 25-летней миниатюрной женщины-гоминида из рода австралопитек афарский (Аustralopithecus afarensis) найдены в Эфиопии палеонтологами в 1974 году и названы в честь Люси из песни "Битлз" "Lucy in the sky with diamonds", которая все время играла в радиоприемнике во время раскопок. Хотя в амхарском языке у Люси есть другое имя - Динкнеш, что значит "ты удивительная".

Сохранившиеся примерно 40% (очень много по меркам археологов) фрагментов скелета собирают у саркофага под стеклом толпы туристов. Хотя, откровенно говоря, куда более интересны останки человека умелого (Homo habilis) или очередной загадки для антропологов - Homo naledi. И особенно - окаменелые скелеты Арди и Селам, которым по 3,3 млн и 4,4 млн лет, а также другие животные ископаемые.

К удивлению Энди, в Национальный музей Эфиопии я рвалась даже не ради встречи с Люси. Дело в том, что именно во дворике музея установлен бюст солнцу русской поэзии Пушкину. Перед поездкой в страну я прошерстила все возможные сайты в поисках информации, правда ли корни поэта в Эфиопии.

Согласно основной версии, прадед Пушкина Абрам Ганнибал (он же арап Петра Великого) был сыном князя из северной Абиссинии, похищенным в шестилетнем возрасте при набеге турок и купленным на невольном рынке русским послом в Турции.

Но есть еще версия, по которой родился Абрам в княжестве Лагон на территории современного Камеруна. А в третьей версии утверждается, что местность Лагон и река Мареб, на берегу которой родился Абрам Ганнибал, сейчас является границей Эфиопии и нового государства Эритрея (входило вместе с Эфиопией в состав Аксумского царства, переходило из рук в руки, пока не стало итальянской колонией и, наконец, не завоевало независимость). Скандал вокруг этничности Пушкина даже разгорелся на уровне правительств двух государств - конфликт прозвали "пушкинской битвой". Более того, в столице Эритреи Асмаре был установлен памятник поэту, что привело эфиопов в ярость. В общем, споры продолжаются, предъявляются все новые "доказательства".

Ах, Александр Сергеевич, милый, ну что же вы нам ничего не сказали...

Поиски креста

Пламя костра Мескеля разгорается в глубокой вечерней синеве, окруженное золотым кольцом огоньков, излучаемых тысячами зрителей. Таким я запомню свое прощание с Аддис-Абебой. Мне невероятно повезло попасть на один из самых знаковых христианских праздников в Эфиопии - день нахождения истинного креста, на котором был распят Иисус Христос (мескель с амхарского - крест). В Эфиопии верят, что королева Елена, мать императора Византии Константина, позднее объявленная святой, увидела сон, в котором узнала, как отыскать место захоронения креста. Она приказала соорудить из груды дров и хвороста костер, называемый демера, дым от этого огня взметнулся в небо и затем опустился на землю, указав нужное место.

С тех пор ровно в тот же день 27 сентября костры разжигают по всей Эфиопии, самые большие - в Аддис-Абебе и Лалибэле, христианском городе на севере страны, известном церквями, высеченными в камне в форме крестов.

Подготовка к празднику - особое действо. Каждая улочка, каждая обочина вблизи поселений становится местом продажи хвороста для костров и самых поздних сезонных цветов, которые венчают конусы будущего огнища. Охапки зелени с мини-солнышками соцветий, так и названных в честь праздника - мескель, разносят по домам и целыми грудами везут на машинах, мотоциклах, телегах с периферии в центр для главной демеры в Аддис-Абебе.

Эти вереницы мы с водителем Джим-Джимом наблюдаем во время краткого, но знакового в преддверии праздника путешествия на север к одному из самых знаменитых эфиопских монастырей Дэбрэ-Либанос. Его на рубеже XIII и XIV веков основал знаменитый эфиопский святой Такла Хайманот, который много потрудился, обращая язычников в православных, ему же приписывают заслуги реставрации Соломоновой династии на эфиопском троне. Сначала это была просто келлиотская обитель, где насельники (мужчины и женщины) жили в отдельных пещерах, вырубленных в скале. Позже стали возводиться монастыри, а одна из церквей стала гробницей основателя.

Путь этой святыни был тернист из-за монархических и религиозных войн в стране. Во время оккупации итальянские фашисты устроили здесь массовую резню, сотни монахов и верующих были расстреляны или отправлены в лагеря. Многочисленные сокровища вывезены из страны (и сейчас хранятся в ватиканских музеях).

Вдоль извилистой горной дороги можно видеть шалаши паломников и монахов, которые больше похожи на отшельников. При взгляде на главный храм тоже удивляешься: где же святыня, где дух веков? Дело в том, что из-за оползания почвы в 1961 году храм почти полностью реконструирован, из старого остались только пещеры, где живут некоторые монахи, и фрески, в основном в виде картин, которые просто стоят вдоль стен.

Осторожно снимаю обувь у входа и захожу в полумрак в сопровождении монаха-гида. Внутри классическое разделение (мужчины - налево, женщины - направо), которое я грубо нарушаю, чтобы ближе подобраться к изображению одноногого Таклы Хайманота. Мой сопровождающий поясняет: святой десять лет неподвижно простоял в быстротечной реке, а когда рыбы съели его левую ногу, простоял еще десять лет на правой, пока бог не взял его на небеса.

Богаче всего в этом весьма аскетичном храме выглядят витражи с библейскими сюжетами. Беднее - люди, часто больные всем, чем угодно, и вымаливающие исцеление.

Рядом с церковью в старом здании расположился музей с церковными реликвиями и бытовой утварью, в котором почему-то нельзя фотографировать. Собственно, было бы что. Зато приятно удивляет местный хранитель, который, узнав, что я из Беларуси, говорит: "Знаю трактор "Беларус". Хорошая машина!"

В сотне метров от монастыря вглубь ущелья, где бежит один из притоков Голубого Нила, находится Португальский мост XVI века, с которого открывается непередаваемый вид на окрестности. И совершенно дух захватывает на скалистом обрыве у водопада, низвергающегося в 600-метровую пропасть.

Тем временем близится урочный час, когда в эфиопской столице нарядные, в основном в светлых праздничных одеждах, христиане семьями, парами, компаниями стекаются к площади Мескель. Движение на ближайших к площади дорогах перекрыто - скоро по ним пойдут торжественными карнавальными парадами тысячи священнослужителей и воспитанники воскресных школ, съехавшиеся в столицу со всех концов страны. В пестрых облачениях с вышитыми на груди крестами, они с воодушевлением исполняют религиозные песнопения, танцуют и даже разыгрывают мини-спектакли по сюжетам, связанным с историей праздника.

Зрители спешат занять места с лучшим обзором на склонах вокруг площади. Просачиваясь в это море, остро чувствую свою инородность. Но обращаемые с разных сторон взгляды теплеют при виде предусмотрительно надетого крестика. А когда толпа между молитвами и песнями начинает громко улюлюкать на африканский манер, что называется захаритить, присоединяюсь к общему "Ли-ли-ли-ли-йех!". И тут же становлюсь практически местной. Даже получаю от продавца церемониальных свечей одну в подарок.

На самой площади становится теснее от прибывающих духовных лиц и учеников. Патриарх всея Эфиопии с моей высоты выглядит бело-золотой точкой в роскошном бархате специального кресла, перед которым разворачивается шествие.

В какой-то момент размеренный темп действа разрушается внезапным происшествием, вызывающим волнение и хохот в толпе. На площадь откуда ни возьмись выбегает бык и превращает празднество в корриду. Напуганные священники разбегаются в разные стороны, полиция и прочие неравнодушные пытаются поймать животное.

Когда все успокаивается, солнце уже скрывается за складками гор и многоэтажных домов. Звезд не видно - их сияние затмевают огни свечей и свет мобильников. Патриарх, сопровождаемый многочисленной свитой, медленной поступью с факелом в руках направляется к цветочному стогу. Три торжественных круга под чтение молитв - и факел касается демеры. Гудит пламя, выбрасывая снопы искр. Клубы белого дыма устремляются ввысь почти безветренной ночи. А когда костер гаснет, верующие золой рисуют крест на своих лбах, символизируя смирение и веру в Христа.

Есть поверье, что направление дыма указывает, каким будет наступающий год. Хорошо бы не таким напряженным, как уходящий. Обстановка в Эфиопии накалена. Когда в конце лета неизвестные сожгли более десятка христианских церквей, все подумали на исламистов из Судана. Оказалось, что нападавшие из местных. Жители северных регионов, преимущественно православные, уверены: поджигатели прибыли из центральной части страны, с территории племени оромо, в большинстве своем мусульманского. В конце октября оромийцы даже вышли на улицы, устраивая митинги и беспорядки. В столкновениях с полицией погибли десятки людей. В такой ситуации населению страны остается как раз со смирением и верой уповать на своего передового премьер-министра, сына мусульманина и христианки. Абий Ахмед Али в октябре этого года получил Нобелевскую премию мира за инициативу по разрешению приграничного конфликта с Эритреей и теперь, возможно, станет тем, кто защитит мир и внутри своей страны.

Екатерина КНЯЗЕВА,

ФОТО автора,

БЕЛТА.-0-