Тайны потерянной тетради Максима Богдановича

Новость о том, что найдена считавшаяся почти 100 лет утерянной тетрадь Максима Богдановича, встряхнула не только медийное пространство Беларуси. Но настоящей сенсацией стало то, что одно из стихотворений в рукописи времен его учебы в лицее в Ярославле было объявлено как неизвестное ранее произведение самого поэта. Правда, сразу же нашлись и скептики: мол, написано оно по-русски, а значит, автоматически не может принадлежать перу белорусского классика. Чтобы попытаться разобраться в ситуации и заодно выяснить, почему же так долго никто не знал, где находится эта культурная ценность, корреспондент БЕЛТА отправился в Институт мировой литературы им. М.Горького Российской академии наук на встречу с заместителем директора института Дарьей Московской: именно она нашла в архивах студенческую тетрадь Максима Богдановича. И в самом начале разговора выяснилось, что я стал не только первым журналистом, но и первым представителем Беларуси, который увидел оригинал рукописи. Она оказалась не тетрадью в обычном понимании этого слова, а несколькими самодельно склеенными листами. Что, на мой взгляд, нисколько не умаляет достоинств находки, а напротив, даже немного их усиливает: ведь, скорее всего, эти бумажные листки клеил сам Максим Богданович.

- Да, вы первый журналист, которому мы показываем эту тетрадь, - подтвердила Дарья Московская. - Ее до вас вообще физически никто не видел, кроме нескольких научных и архивных сотрудников института. И как вы можете судить по листу использования, я была первой, кто держал тетрадь в руках как исследователь. Из Беларуси к нам после этой находки еще никто не приезжал, вы первый представитель Беларуси, который увидел рукопись.

Но в целом, что касается белорусской стороны, я, естественно, сразу же, но с просьбой не распространять пока никакой информации, переслала фотокопии тем моим коллегам, которые вместе с нами участвуют в исследовательском проекте "Горький-Богданович". Он был инициирован государственным секретарем Союзного государства Григорием Рапотой и помощником госсекретаря Еленой Овчаренко. Результатом проекта станет книга, в которую войдет никогда ранее не издававшаяся переписка семей Максима Горького и Максима Богдановича. Она должна увидеть свет уже до конца этого года при финансовой поддержке Постоянного комитета Союзного государства. Ну и самое главное: если бы не этот проект к 150-летию Горького, то неизвестно, когда тетрадь была бы обнаружена.

- Но почему ее все-таки не могли найти раньше?

- Я даже перефразирую ваш вопрос, чтобы было понятнее самому широкому кругу. Как вышло, что учтенный документ, то есть известный архивным работникам, прописанный и описанный с документальной тщательностью, не оказался в поле зрения российских и белорусских ученых? Ответ в общем-то прост. Целью собрания коллекции документов Горького было сохранение памяти именно о нем. И начиная со смерти писателя в 1936 году стояла задача собрать все упоминания о классике - где бы то ни было. Но еще раз подчеркну: в центре внимания стоял сам Горький. Тетрадь же Максима Богдановича относилась к категории документов "без пометок Горького". А поскольку главной целью и назначением нашего архива (и это абсолютно правильная, научная концентрация внимания) было издание сочинений Горького, то, естественно, рассматривалось и изучалось только то, к чему прикоснулась его рука. Остальные документы становились предметом внимания архивистов и научных работников в том случае, когда они были нужны для научного комментария того или иного текста, например, какого-то письма Горького.

- Что до обнаружения тетради Максима Богдановича было о ней известно?

- Из переписки с Горьким становится ясно, что в 1923 году Адам Егорович Богданович разыскивает по всем возможным источникам горевший и вымокший архив своего недавно умершего сына, собирает все его сочинения. С мыслью издания собрания сочинений, создания музея Максима Богдановича он в письме Горькому пишет: а нет ли у вас тетради стихов моего сына, я знаю, он собирался вам их посылать? Ответ: нет, такой тетради стихов не имею. То же самое повторяется в переписке с Екатериной Павловной Пешковой, супругой Горького. Адам Богданович пишет ей, что ищет все свидетельства о сыне. И мой взгляд это зацепил, эта информация осталась у меня в памяти.

Здесь нужно сделать важное добавление. Переписка Адама Богдановича с Екатериной Пешковой до этого никогда не становилась предметом нашего изучения. Ведь самих писем у нас не было, они хранились в Минске. И это свидетельствует о колоссальной роли, которую сыграла белорусская сторона. Это тот самый пример, что называется, правильной научной коллаборации: никогда бы у нас ничего не склеилось, если бы у нас не оказалось писем Екатерины Павловны, адресованных Адаму Егоровичу.

- Как же в итоге нашлась тетрадь поэта? Что вы почувствовали в этот момент?

- Когда книга о связях семей Горького и Богдановичей почти сложилась, когда она фактически уже была готова к изданию, я, интересуясь совсем другой персоной из круга Горького - Иваном Буниным, пришла в картотеку и стала искать все упоминания о Бунине, его переписку. И представляете, каково было мое потрясение, когда я полезла в раздел "без пометок Горького" и увидела запись о тетради Максима Богдановича. У меня просто задрожали руки. Я попросила архивистов как можно быстрее принести мне эту тетрадь. И увидела, что это лицейская тетрадь, что это совпадает с датами, когда она отправлялась Горькому.

- Почему же Горький ее не получил, есть какие-то предположения на этот счет?

- Да, возникает интрига. Тетрадь обнаружена в архивных фондах основного редактора и основателя товарищества "Знание" Константина Пятницкого (это издательство располагалось в Санкт-Петербурге, в 1900-1912 годах его фактически возглавлял Горький. - Прим. БЕЛТА). Я подозреваю, что Максим Богданович действовал так, как и другие люди из окружения Горького - они посылали свои рукописи прямо на Пятницкого. Но горьковеды знают, что у Пятницкого с Горьким в этот момент уже не складываются отношения в товариществе, оно уже обречено на гибель, Горький из него выходит. И очень возможно, что Горький уже уезжал на Капри, Пятницкий был с ним в ссоре, издательство разваливалось, и этот документ просто мог попасть в редакторский портфель и где-то там осесть. Однако Пятницкий был скрупулезнейшим человеком, который все трепетно собирал.

- Проводилась ли какая-то экспертиза, что это именно тетрадь Богдановича?

- Никаких сомнений в ее подлинности не может быть. Степень глубины экспертизы зависит от задач. Судебная экспертиза проводится, когда мы сталкиваемся с подозрением в подделке документа: делается химический анализ бумаги, чернил и т.д. В какой мере в данном случае это необходимо? По-моему, ответ очевидный: никому в голову не придет здесь, в архиве Горького, подделывать документ, где нет даже пометок Горького. Это абсолютный абсурд, чтобы кто-то сидел и подделывал почерк Максима Богдановича.

Литературоведческую же экспертизу проводят специалисты, которые компетентны в том или ином писателе. Прежде всего экспертизу почерка. В данном случае именно поэтому я отправила тетрадь в виде скана одному из участников проекта "Горький-Богданович" сотруднику Литературного музея Максима Богдановича в Минске Ирине Машковец. Связи с ней у нас сложились гораздо раньше, и это безусловно один из лучших, известных мне, источниковедов, человек, который собирает память о Максиме Богдановиче с точностью библиографа.

Она зафиксировала два научных момента. Стихи, за исключением одного (при этом на тетрадке написано, что это перевод с белорусского), были напечатаны, они известны богдановичеведам, известны их белорусскоязычные источники. Но одно стихотворение, а именно "Дистихи" - неизвестно. Как сказала Ирина Машковец, и белорусский источник этого стихотворения неизвестен.

И здесь я позволю себе такую свободную гипотезу, хотя, конечно, мое слово не самое авторитетное, тут свое веское мнение должны высказать богдановичеведы. Мне кажется, что может иметь место такое явление, как некая мистификация. В то время, когда Максиму Богдановичу было где-то 22 года, он еще может быть не чувствовал себя уверенно. И свое собственное стихотворение он внедрил в переводы, сделав такой красивый, в духе мистификаций Серебряного века, эпохи модернизма, поступок. Причем стихотворение, окрашенное такими интересными трагическими и одновременно просветленными чертами. Возможно, что там и нет белорусского первоисточника.

- Но если все же предположить, что такой первоисточник существует, есть ли шанс его найти?

- Вероятно все. Мне кажется, что это правильный подход ученого: оставлять всегда возможность для другого ответа. Здесь опять должны свое очень серьезное слово сказать белорусские ученые, именно академические.

На самом деле это тема для очень серьезной научной рефлексии. Какого рода? Когда мы держим в руках эту студенческую тетрадь Максима Адамовича, с абсолютным убеждением можно говорить, что "Дистихи" - произведение гения. Перед нами очень высокий уровень и писательской индивидуальности, и таланта - на нем лежит свет гения. И возникает вопрос, очень важный с точки зрения литературной эволюции: а был ли создан на белорусском языке такой шедевр к этому моменту, есть ли другой, если не сам Максим Богданович, аналогичный гений, который мог бы эти строки создать? Потому что мы видим, что форма этого стихотворения - очень совершенная, это форма именно эпохи модернизма. Перед нами факт мощного взлета самобытной национальной культуры, слова, потому что это хоть и написано по-русски, но написано белорусом. Пушкин же писал по-французски, и ничем не хуже, чем по-русски.

- А остальные стихи в тетради - это переводы самого Максима Богдановича?

- По словам Ирины Машковец, это переводы лично Максима Богдановича других белорусских авторов. По стилю эти стихи совсем иные, чем "Дистихи".

- И богдановичеведы тоже считают, что "Дистихи" - это стихотворение Максима Богдановича?

- Нет, они этого не считают. Так считаю я, это моя гипотеза. Просто они говорят о том, что они не знают источника. Но когда мы не знаем источника, то вторая естественная мысль: а не сочинил ли его сам Максим Богданович по-русски? И смысл всего, что я перед этим сказала, был в том, что было бы интересно задаться вопросом: кто это? Достигла ли тогда поэзия Беларуси этого свечения на белорусском языке, которое вылилось в такой дивный перевод Максима Богдановича? Вот как я ставлю вопрос. Может быть кто-то и написал, но тогда получается, что в Беларуси был неизвестный гений.

- Значит, утверждать со стопроцентной вероятностью, что это стихотворение Максима Богдановича, нельзя?

- Я сразу сказала, что наука всегда оставляет возможности для вариантов. Утверждать так абсолютно нельзя, но я просто хочу еще раз повторить свою главную мысль: кто-то был очень талантлив, кто по-белорусски написал эти стихи. Это был очень высокий уровень языковой культуры.

- Но ведь на форуме "Молодые ученые как приоритет Союзного государства", который прошел в Москве 13-14 ноября и где была обнародована эта новость, однозначно прозвучало, что стих Максима Богдановича…

- Потому что в любом случае пока не доказано обратное - это именно так. Покажите нам источник, и мы скажем: да, это лишь перевод Максима Адамовича. Но тогда может прийти еще кто-то и станет нам доказывать, что перевел не Максим Богданович… Мы же свою позицию подтверждаем аргументами, мы показываем вам тетрадь, которую нашли в архиве.

- Еще я обратил внимание: на форуме вы сказали, что тетрадь датирована. Но на самой рукописи я дат не нашел…

- Каюсь, это была оговорка. Этот вопрос датировки, откуда он у меня взялся… Вспомнила! Я тетрадь датировала условно для себя. Дело в том, что в письмах Горькому Адам Богданович пишет: "В 1913-1914 году мой сын посылал вам стихи…". То есть верхняя дата - 1914 год, а раз лицей, то мы можем посмотреть, когда он туда поступил, и установить нижнюю границу и в целом временные рамки, в которые мы вписываем момент работы над тетрадкой.

- Какова будет дальнейшая судьба этой тетради? Она все время будет лежать здесь в архиве или ее все же будут где-то показывать?

- У нее будет обычная судьба любой музейной ценности. Во-первых, мы ее уже оценили. И она конечно будет храниться, инвентаризироваться, будет проверяться ее наличие. Во-вторых, мы ее, конечно же, отсканируем и, продолжая ту традицию, которую заложили в этом году 2 апреля в День единения народов Беларуси и России, тетрадь на надежных электронных носителях передадим в минский музей Максима Богдановича. Это однозначно должно быть сделано. Беларусь должна восполнять свои культурные потери, в этом никаких сомнений нет.

Кроме того, эту тетрадь в виде факсимиле мы вкладываем в то издание, которое вот-вот выйдет в рамках проекта "Горький-Богданович".

- А когда может быть продемонстрирован в Беларуси оригинал?

- Пока белорусская сторона к нам с такой просьбой не обращалась, но это абсолютно нормальная музейная практика, когда какая-то ценность передается на выставку. Но теперь, естественно, как любой экспонат, тетрадь должна страховаться.

- На упомянутом уже форуме госсекретарь Союзного государства Григорий Рапота предложил провести конкурс на лучший перевод "Дистихов" на белорусский язык. По вашему мнению, как должен проходить этот конкурс и кто, какие специалисты могут оценивать переводы?

- Конечно же, нельзя ограничивать, но даже, исходя из темы прошедшего форума, хотелось бы, чтобы в конкурсе поучаствовала белорусская молодежь. Это первое. Второе - должны принимать участие ученые, потому что нужно иметь в виду, что добиться такого уровня совершенства двустишия очень сложно, и если все же был белорусскоязычный источник, то он тоже был очень совершенен. Здесь есть определенные формальные требования к стиху: весьма сложный размер, некоторые каноны этого размера, которые нужно почувствовать, надо попробовать их пережить внутренне. Опять же научный подход требует понимания того, кем написано и когда написано, в этом стихотворении отражена личность самого Максима Богдановича: этот человек, наверное, знает, что у него слабовато здоровье, наверное, он знает, что не так долго будет жить, человек, по воспоминаниям, закрытый и т.д. Это называется биографический контекст. И есть такая вещь, как историко литературный контекст: обычно произведение находится в каком-то диалоге с происходящими событиями, с культурой времени. Это тоже должно прозвучать.

А судить должны талантливые, одаренные, признанные мастера поэзии, прозы, и, конечно, должны быть эксперты-литературоведы, которые владеют познаниями в области стихосложения, богдановичеведы. То есть экспертов не должно быть много, но они должны быть разнообразны.

Эдуард ПИВОВАР,

фото автора,

БЕЛТА.-0-