"Мама, ты меня любишь?" Директор детского хосписа рассказала три важные истории

- Было бы глупо сказать, что я ко всем детям отношусь одинаково ровно. Неправда. Некоторые говорят: "Я всех люблю". Неправда! Этого не может быть. У меня двое детей было, и я их любила обоих, но по-разному. Точно так же с пациентами.

Говорят, сделать все для ребенка. Что - все? Ребенок умирает, что ты "все" сделала - бегала, пока он нуждался в тебе? Самое страшное - это сидеть рядом, поверьте. Надо быть очень сильной, и это мало кто выдерживает.

Помню не самого пациента, а именно маму. Мальчику было 16 лет, и он был самостоятельный. Из маленького городка Гродненской области, там, в этих городках, дети обычно более самостоятельные, чем в больших городах. Раз - он заболел и стал совершенно беспомощный. Когда мы приезжали (еще я тогда выезжала), он просил пить. Как обычно? Мамы кидаются и дают воды. Так было и с этой мамой. Он плохо говорил, начинал выбивать стакан, агрессировать, и мама не могла понять, в чем дело. Наш психолог сказал: "Он хочет сам взять стакан воды". - "Так он не сможет!" - "Сделайте так, чтобы он не видел". И я помню, мама поняла. Он пить хочет, мама ставит стакан, он тянет руку, а мама с той стороны тихонечко карандашиком двигает к нему этот стакан, чтобы тот "пришел" к его руке.

Я поняла: мама его так любила! Помню эту историю, когда он [говорил]: "Не подходи ко мне". Ему было хорошо одному и страшно, наверное, не хотелось, чтобы мама стояла около него. А ей хотелось сидеть, обнимать его. Он руку отталкивал. Наш психолог поговорила, почему это может быть, и мама поняла. Она сказала: "Я так его люблю, что я сделаю все как лучше ему". В принципе, так оно и было.

Когда он умирал, он позвал маму. Сказал: "Мама, ты самая лучшая. Спасибо за все". Перед смертью он сказал то, чего многие ждут. У меня самой мама умирала, и я помню, как ждала этих слов. Знаю, что этого не может быть, тем не менее, когда я сидела у мамы, так ждала, чтобы она мне сказала: "Анечка". Нет, не сказала. Этого ждут все, между прочим, или перед смертью, или во время. А он сказал, потому что мама была не навязчива.

Вторую историю я очень хорошо помню, когда мама не отпускала ребенка. Она сидела около нее. А та как-то сказала психологу: "Я так устала. Я хочу уйти". Мама: "Нет, нет! Я тебя не отпущу, я не могу без тебя жить". Молчит. Это было в маленькой деревне. Потом она попросила: "Мама, я так хочу огурцов. Сходи за огурцами". Она пошла за огурцами, и девочка умерла. То есть она специально ее отправила, чтобы спокойно уйти.

Эти истории запоминаются.
И еще. Девочка Юля, саркома Юинга, очень сильные боли. Она жила дома. У этой девочки был брат. Знаете, как в семье бывает, девочка беспроблемная, а мальчик проблемный. И мама все внимание уделяла кому? Мальчику. А Юля же учится хорошо, без проблем, с мальчиками не гуляет. И Юле не хватало любви мамы, абсолютно не хватало.

Когда она умирала, мы приехали, и очень сложно было обезболить. Когда обезболивали полностью, она спала. А она не хотела спать, она от мамы ждала сигнала о том, что та ее любит. Мама любила, но не умела подавать сигналов. Многие дети спрашивают: "Мама, ты меня любишь?" - "Я что, дала тебе повод [думать], что не люблю?" Детям нужны эти сигналы. Эта мама не давала сигналов. Во-первых, она не осознавала, что Юлька умирает. Во-вторых, очень много внимания отнимал муж, который пил, и сын, который тоже был неблагополучным. Семья очень верующая была, кстати.

Когда психолог стал говорить с Юлей, она сказала: "Я все знаю о рае, об аде. Я знаю, что после смерти я уйду не куда-нибудь, а в другую жизнь. Только я не хочу туда без мамы. Я хочу здесь оставаться - с мамой. Пускай мне будет больно, не обезболивайте меня, если так я буду спать. Я хочу быть со своей мамой". Мы подобрали такое обезболивание, чтобы она была до конца. Боль она чувствовала, но по крайней мере не спала.

Я помню историю потому, что мама ей так и не сказала тех слов, которые она ждала. Через месяц после того, как умерла Юля, было 8 Марта. Мне позвонила в истерике мама: "Анна Георгиевна, я схожу с ума, приезжайте. Фотография Юльки падает. А сегодня я выхожу, открываю антресоль, и на меня падает стопка газет, а наверху - открытка прошлогодняя Юлькина: "Мамочка, с 8 Марта". Я только сейчас поняла, что меня никто, кроме Юли, не поздравил с 8 Марта, она была одним человеком в моей жизни. Я ее любила, только я сейчас поняла, как я ее любила. Как мне ей сказать?"

Мы с ней писали письмо Юльке. Она писала: "Юлечка, я тебя так люблю, ты такая необыкновенная. Прости, что я тебе не сказала". Мы завернули письмо, воткнули эту трубочку в могилку. Это, может, смешным покажется, но - верьте, не верьте - все эти истории с падающей фотографией прекратились. Она стала спать хорошо.

| Подготовлено по видео БЕЛТА. Фото - скриншоты видео

"Какой фейерверк?" Почему в паллиативе важно спрашивать ребенка о том, чего он хочет

"Нет, мы обычные люди". Три основных стереотипа о работе детского хосписа в Беларуси

"Зачем вам больной ребенок?" Директор детского хосписа о том, как можно оскорбить жалостью