В тридцати поэтических сборниках белорусского поэта Анатолия Аврутина не так много строчек о войне. Но каждая как откровение - о голоде и детских концлагерях, о зверствах фашистов и трагических судьбах земляков… Одно из проникновенных стихотворений - о солдате, который научился сладко спать под минометным обстрелом и мгновенно просыпался от тишины. В этом впечатляющем образе угадывается отец поэта Юрий Аврутин, замполитрука 3-й роты 10-го отдельного Краснознаменного восстановительного железнодорожного батальона, старшина, позже лейтенант.

Сын и невестка бережно хранят его фронтовой дневник, фотографию невесты, которую Аврутин-старший носил в нагрудном кармане как оберег всю войну. Эти и некоторые другие предметы из 1940-х давно стали настоящими семейными реликвиями.

- Хотите увидеть - приходите, - гостеприимно отозвался на мою просьбу известный поэт.

Квартира Аврутиных оказалась на пятом этаже панельной хрущевки в центре города. Чистенький подъезд, на подоконниках - разноцветные герани. Лифта в доме нет. "Справляемся", - бодро, с улыбкой встречает нас Анатолий Юрьевич. В День Независимости ему исполнилось 77 лет. Супруга Зоя Григорьевна - настоящая красавица с роскошными блондинистыми волосами, точеной фигурой и девичьим овалом лица. Буквально месяц назад Аврутины отметили золотую свадьбу.

В тесной квартире не повернуться, но нашлось место для множества книг и различных наград. В том числе спортивных, ведь хозяйка в прошлом чемпионка БССР по настольному теннису. Дружит со спортом поныне. Держать форму помогают занятия на велотренажере, теннис.

- Раньше муж поднимал по утрам штангу, - Зоя Григорьевна старается говорить все больше не о себе, а о спутнике жизни. - В 77 лет он уже не позволяет себе подобного экстрима, но утренняя гимнастика для нас обязательна.

^{Семья Аврутиных: Зоя Григорьевна, Анатолий Юрьевич, сын Олег и внучка Аня. Фото из семейного архива}

Физическая сила, по словам Анатолия Юрьевича, в их роду передается по наследству. Дед трудился грузчиком, крепкий был мужик, дожил до 91 года. Отцу в войну доводилось совершать марш-броски на десятки километров, а в шестьдесят лет бывший фронтовик преспокойно ходил на руках.

- Молодежь у нас тоже боевая! - смеется мужчина.

Читайте также:

"Тяжело ему давались эти воспоминания". Каким был герой войны Леонид Лемешков?

Легендарный дед Талаш: что правда, а что выдумка в истории 97-летнего партизана?

1285 дней на войне: как известный ученый сражался на фронтах ВОВ и дошел до Берлина

Светловолосый и кареглазый 11-летний внук Миша так и рвется во двор погонять мяч. Футболом он занимается с первого класса и мечтает стать игроком не хуже Александра Глеба. Но и в квартире с бабушкой и дедушкой ему тоже хорошо. Мальчишка самостоятельно добирается с другого конца города, чтобы навестить их. Подержать в руках дедов орден Франциска Скорины и его пионерский значок. Полистать книги - тут уж бабушка старается ненавязчиво обратить внимание на что-то интересное. Угоститься всякими вкусняшками.

- Воспитывать - дело родителей, - улыбается Зоя Григорьевна. - Мы только балуем и любим.

Внуков у Аврутиных шестеро. По трое - два мальчика и девочка - у каждого из двух сыновей. Старшему Даниле - двадцать два, младшему Платону - всего полтора года. И все, кроме малыша, отлично знают, что их прадед воевал.

- Был бы тут наш Захар, он бы подробно рассказал обо всем, - произносит Зоя Григорьевна.

^{Юрий Аврутин крайний справа. 1941 год}

За пять с лишним лет Аврутины так и не привыкли, что семья сына Олега переехала в Витебск. Скучают. При каждой возможности выбираются в гости. Очень гордятся тем, что двенадцатилетний Захар проводит лето в военно-патриотических лагерях, побеждает в "Зарнице" и даже удостоился генеральского рукопожатия. 

Миша еще не настолько интересуется Великой Отечественной войной, но даже он позабыл о прогулке, когда увидел в руках деда знакомую коричневую тетрадь.

- Это фронтовой дневник отца, - чуть понизив голос, говорит Анатолий Юрьевич. - На войне делать какие-либо записи запрещали, но отец был замполитрука и ему как-то это удавалось.

Аврутин-старший фиксировал свои мысли и наблюдения в тонкие блокноты, которые легко помещались в нагрудном кармане гимнастерки. Через тридцать лет после Победы фронтовик старательно перенес записи в толстую тетрадь, дополнив их небольшим послесловием.

- Я помню, как они со временем выглядели, эти старые блокноты, и как приходилось их спасать, - разводит руками мой собеседник. - И отец правильно сделал. Сейчас можно перечитывать дневник хоть каждый день и находить в нем новые интересные мысли и детали.

…Корни Аврутиных в Старо-Быхове, так райцентр назывался до революции. Здесь 14 апреля 1916 года родился Юрий Моисеевич, отец поэта. Вскоре семья переехала в Гомель.

- Папа познакомился с мамой, когда ему было лет шесть-семь, а ей - три-четыре, - рассказывает Анатолий Юрьевич. - Будущая невеста непринужденно восседала на горшке. "Я на тебе женюсь!" - воскликнул мальчишка. А юная красавица в ответ: "Нет, ты рыжий и конопатый!"

^{Спустя 30 лет после Победы Юрий Моисеевич перенес фронтовые записи в отдельную тетрадь}

После школы и рабфака его, как отличника учебы, направили в Московский электромеханический институт инженеров железнодорожного транспорта. Вскоре Юрия избрали заместителем комсорга вуза. Парню приходилось грызть гранит науки и тащить на себе общественную работу. Но это ему было в радость.

Летом 1939-го перед распределением в Ташкент, в вагонный участок местной железной дороги, он вырывается в Гомель. Волнуется неимоверно, ведь предстоит сделать предложение той, на которой в детстве клятвенно обещал жениться. Фаня согласилась стать женой, но со свадьбой молодые люди решили повременить. Оба знали, что в октябре Юрия призовут в армию. Фаня осталась в Гомеле, работала на кондитерской фабрике "Спартак" и верно ждала любимого.

Служить Юрию довелось в Тбилиси в 10-м отдельном Краснознаменном восстановительном железнодорожном батальоне. Весной 1940-го нарком обороны Клим Ворошилов лично вручил ему значок "Отличник РККА", а в апреле 1941-го старшину Аврутина приняли в ряды партии. Еще полгода - и демобилизация! Все мысли были о Фане, их близкой встрече.

В середине мая железнодорожный батальон перебросили в Ямполь на границе Украины и Молдавии возводить оборонительные укрепления. Потянулись обычные армейские будни. Днем 22 июня лучших бойцов-железнодорожников поощрили походом в театр. Смотрели "Тартюфа" Мольера. "Шла вторая картина, - вспоминал Юрий во фронтовом дневнике. - Неожиданно, как снег на голову, на сцене появился батальонный комиссар т. Карпусь. Занавес опущен. Зал в гробовом молчании. И вдруг слова: «Гитлеровская Германия сегодня утром вероломно напала на нашу страну. Бомбили города Киев, Минск. Идут ожесточенные бои на границе»".

День за днем старшина Аврутин доверял бумаге все, чему был свидетелем в самое тяжелое время войны. Первый бой, шокирующее отступление. Первый налет немецкого бомбардировщика, который бойцы-железнодорожники пытались сбить из пулемета трассирующими пулями. Первые потери среди сослуживцев…

^{Семья Аврутиных в Иране. 1944 год}

"И так каждый день, каждый вечер, каждую ночь. Но появляется вдруг «окно» - 2-3 часа без бомбежки и как будто бы нет войны. В ожидании очередного приказа свободные танцуют под звуки патефона, пляшут. И все это организовала молодая сестрица, ни имя, ни отчество которой нас не интересовало, как и имя самой старушки, где мы останавливаемся", - пишет старшина Аврутин в дневнике.

Боевая задача таких подразделений, как то, в котором он служил, - уничтожать железнодорожное полотно и взрывать мосты, чтобы остановить врага. И наоборот, оперативно восстанавливать пути, когда наши войска идут вперед.

- Они последними под обстрелом уходили и первыми появлялись на переднем крае, - говорит Зоя Григорьевна. Женщина всю жизнь проработала на железной дороге.

В 1941-м году приходилось только взрывать и уничтожать. От этого было больно. "Мост разломан. Но стоит, как израненный, словно ждет помощи. Мы думаем, что вернёмся к этим взорванным, как человеческие души, мостам, залечим их, а где нельзя, возродим новые, еще более красивые", - пишет старшина в своем блокноте.

"Появляется вдруг «окно» - 2-3 часа без бомбежки и как будто бы нет войны".

В первые месяцы войны их бросали на удержание огневых рубежей. Они то и дело выкуривали вражескую разведку из привокзальных помещений.

Но все же самыми опасными были боевые задания по уничтожению железнодорожных путей. Специальное приспособление "червяк", которое крепилось к паровозу и которым корежили рельсы, быстро вышло из строя. Пути взрывали. Почти всегда под бомбежкой. "Научились повадкам юнкерсов, чувствуем, как летят бомбы. Научились определять и примерное место их падения", - пишет Юрий Аврутин.

^{…и в Минске. Конец 1950-х годов}

В ноябре 1941-го при разборке путей на станции Владиславовка под Керчью под минометным огнем полегла четверть личного состава. "У одного из солдат палец так и замер на курке, выстрелить он не успел", - читаем во фронтовом дневнике.

Старшина Аврутин, хоть и являлся заместителем политрука роты, воевал наравне с другими. При этом добывал газеты, переписывал закоченевшими руками сводки Совинформбюро. За считанные месяцы выпустил более 250 боевых листков, порой по 3-4 в день. Даже сумел подготовить 17 номеров рукописного литературно-художественного журнала. Проводил политинформации и комсомольские собрания. Оформлял на сослуживцев наградные документы и при этом сознательно обходил себя: "Похвалы не жду… исполняю только за совесть и коммунистический билет, лежащий у сердца". 

Кроме партбилета и блокнота, в нагрудном кармане старшины находилось еще одно сокровище - фотография Фани. Девушка прислала ее в 1940 году. Эта скромная карточка и сейчас хранится в семейном альбоме Аврутиных. На обороте нацарапано: "P.S. Прошла со мной всю войну, весь фронт. Юра. 17.II.43 г.". Название населенного пункта внизу текста разобрать сложно.

С фотографии смотрит на нас хорошенькая черноглазая девушка. Темные волосы, от природы кудрявые, красиво уложены с помощью специальных металлических прищепок, которые в ту пору были в моде. Скромное шелковое платье в цветочек. На губах чуть заметная улыбка.

Многие страницы фронтового дневника полны любви и тревоги. Все мысли - о родителях и Фане в оккупированном Гомеле. "Растерял всех на свете, - поверял он свою боль тетрадному листу. - Не знаю ничего. Все потеряно. Где мать с отцом, где сестрицы мои, где Фанечка? Гомель давно занят немцами. Где же вы, родные мои? Что с вами? Я-то еще жив, но об этом знаю ведь только я. А вы? Что вы знаете обо мне?".

 ^{Юрий Моисеевич Аврутин с правнучкой Лизой. 2011 год}

Друзья предлагали "отвлечься", но Юрий, какие бы красивые девушки ни встречались ему, хранил верность. Пережив бомбежку посреди штормящего Керченского пролива, написал во фронтовом блокноте: "По-моему, любовь сильнее смерти. По-настоящему это, смело скажу, понимают немногие, и я горжусь, что именно так люблю".

Всю весну 1942-го железнодорожный батальон находился в Крыму. Бойцам доводилось то укладывать рельсы, то поспешно взрывать пути, чтобы не дать врагу шанса для маневра.

"Они последними под обстрелом уходили и первыми появлялись на переднем крае".

Ближе к лету Юрия Аврутина назначили политруком роты, затем - инструктором пропаганды батальона. Повысили в звании до инженер-лейтенанта. В середине июля молодого офицера вызвал комбат капитан Сенчищев: "Есть тебе задание. Вопрос уже согласован с политуправлением Рабоче-крестьянской Красной Армии и Наркомата путей сообщения. Поедешь в Иран на политработу".

Почти четыре года Аврутин прослужил инструктором политотдела Военно-эксплуатационного отделения № 50 Советского транспортного управления Трансиранской железной дороги. Эта структура обеспечивала южный маршрут ленд-лиза по так называемому Персидскому коридору. Дневник больше не вел.

В 1944 году инженер-лейтенант Аврутин получил разрешение на поездку в Советский Союз. Специально для того, чтобы зарегистрировать брак. Любимая Фаина ждала его в Казани, куда эвакуировали фабрику "Спартак".

- Отец пробыл в Казани один день, - рассказывает Анатолий Юрьевич. - После оформления необходимых документов мама отправилась к нему в Иран. Дорога на поезде заняла месяц. Больше они не расставались.

^{Любимая Фаня. 1940 год}

Иранская страница жизни завершилась в феврале 1946 года. Уезжали в спешке, взяв с собой лишь то, что посчитали самым необходимым и дорогим сердцу. Среди немногочисленных вещей оказались нержавеющая бритва и старые швейцарские часы - нехитрый фронтовой скарб инженер-лейтенанта Юрия Аврутина.

Тогда они не воспринимались как нечто особенное. Обычные, но крайне необходимые в офицерском быту предметы. Часы показывали время, а с помощью бритвы удавалось поддерживать опрятный внешний вид хоть в тылу, хоть в окопах. Анатолий Юрьевич рассказывает, что, как говорил ему отец, ухитрялись бриться даже под бомбежкой. Вместо помазка - зубная щетка, вместо целого зеркальца - крохотный осколок, в котором удавалось разглядеть разве что подбородок или половину щеки. Рядовые бойцы и уж тем более офицеры при первой возможности старались выглядеть, как полагается по уставу. Казалось бы, мелочь, но это придавало сил и уверенности, привносило мало-мальский комфорт в тяжелые фронтовые будни.

В разоренном Минске эта бритва очень пригодилась. Далеко не у всех мужчин на улице Автодоровской, где жили Аврутины, была такая необходимая вещь. Впрочем, их среди соседей было немного, в основном женщины и дети.

- Знакомый парикмахер предлагал за бритву огромные деньги, но отец категорически не согласился ее продать, - Анатолий Юрьевич осторожно поглаживает лезвие из нержавеющей стали. - Она еще долгие годы нам послужила.

Признаться, опасную бритву видела впервые. В интернете полно рассуждений о том, что такие приспособления превосходят по своим характеристикам современные бритвенные станки, электробритвы. Мужчинам виднее, конечно, и спорить с ними себе дороже. Но тот факт, что эта вещь прошла вместе с нашим героем дорогами войны, вызывает особые чувства. По виду бритва больше всего похожа на складной нож. Острое лезвие одним быстрым движением убирается в костяную рукоять.

^{Анатолий Аврутин - сын ветерана - с фронтовой бритвой отца}

- Беру ее в руки и словно ощущаю тепло отцовских ладоней, - говорит хозяин дома. - Вспоминаю наши утренние разговоры, он много видел и о многом мог рассказать. Отец до последних дней был подтянутым, следил за собой. Особенно тщательно он брился в День Победы. Надевал фронтовые награды. Доставал тетрадку со стихами, где порой сверкали искренние, до душевного крика строки:

Но пришлось задержаться…

Внезапно фашистская гнусь

Нашу жизнь поломала,

как хищная черная стая.

Я, Кавказ защищая,

свою защищал Беларусь.

Я сражался за Киев,

свой Быхов родной защищая!

Вернувшись из Ирана, Юрий Моисеевич занимался восстановлением вагонного хозяйства в столице Беларуси.

- Ребенком я отца почти не видел, - вспоминает сын. - Он уходил на работу, когда я еще спал, а возвращался ближе к полуночи. Очень ценил время, всегда с ним были фронтовые часы. Выпивал чашку желудевого кофе и усаживался конспектировать классиков марксизма-ленинизма. Ведь он был еще и секретарем партбюро.

Выйдя на пенсию, ветеран спрятал часы в ящик стола, ведь уже не надо было никуда торопиться.

- А я их как-то завел, и смотрите-ка - идут, - словно заново радостно переживает это открытие Анатолий Юрьевич.

^{Фронтовые часы - еще одна семейная реликвия Аврутиных}

Вот они - карманные, из металла марки Omega. Круглая "луковица" с заводной головкой, которая запускает резвый бег стрелок. Внутри большого циферблата - малый, по которому лихорадочно бежит секундная стрелка, словно напоминает о быстротечности времени. Может быть, поэтому часы часто передают от отца к сыну, а те - своим детям?

Эти же, легендарные, в ноябре 1941 года Юрию Аврутину подарил младший политрук Минасян. Часы не ходили, пришлось чинить. Но это уже казалось мелочью, ведь хронометр на фронте Аврутину был необходим как воздух.

- Для меня это очень важная память об отце, - откровенничает Анатолий Юрьевич. - Он обладал исключительным умением каждую минуту проживать с пользой для дела. Научил этому меня, а я, надеюсь, - своих сыновей.

"Нам есть кому оставить эти реликвии".

Кажется, что Анатолий Юрьевич и Зоя Григорьевна понимают друг друга без слов. Наперебой, с искрящимися глазами, словно вернувшись в далекую молодость, рассказывают, как познакомились и начали встречаться. От души смеются, вспоминая случай, когда ее пришлось три часа ждать на морозе. И дождался ведь!

^{Слева: Зоя Григорьевна Аврутина с внуком Мишей. Справа: Миша знает, что прадедушка воевал}

В семействе Аврутиных каждый выбрал свой путь. Зоя Григорьевна всю жизнь трудилась на железной дороге. Сын Игорь - предприниматель. Олег долгое время руководил "Минскводоканалом", сейчас заместитель директора витебского УП "Полимерконструкция". Глава семьи - лауреат многочисленных белорусских и российских литературных премий. Родители успели порадоваться успеху единственного сына.

- Они прожили в мире и согласии 68 лет, - с гордостью и одновременно с грустью говорит Анатолий Юрьевич. - Папа ушел в 2012-м, мама - в 2020-м. Ей был 101 год.

Мои собеседники уверены, что фронтовые вещи Юрия Моисеевича, которые они так бережно хранят, обязательно передадут детям-внукам.

- Нам есть кому оставить эти реликвии, - рассуждает Зоя Григорьевна, провожая меня до метро. - Дети со временем становятся на нас похожими. В главном мы едины - в любви к Родине. В готовности ее защищать. В благодарности отцам и дедам, которые в 1945-м спасли мир от фашизма, за нашу свободу и сегодняшнюю прекрасную жизнь.

Не в этом ли залог вечно живущей памяти о войне, о поколении победителей?

| Юлия АНДРЕЕВА, журнал "Беларуская думка". Фото Дмитрия ЕЛИСЕЕВА, из семейного альбома Анатолия и Зои Аврутиных.