Демократическая система Запада может существовать только в строго ограниченных рамках, не противоречащих интересам финансово-промышленной элиты. Любой системный выход за эти пределы невозможен. При этом политическая жизнь Запада организована таким образом, что на практике всегда выигрывают партии, которые пользуются поддержкой финансово-промышленных групп и на самом деле (пусть и завуалировано) защищают интересы богатого сословия.
Основные изъяны западной модели демократического устройства мы рассмотрели в статье "Блеск и нищета западной модели демократии". Очень ярко ее описал американский политолог Томас Фергюсон. Финансово-промышленные элиты формируют главный "круг управления", в котором на основе общих интересов контролируются ключевые параметры функционирования политической и экономической системы общества. Эти финансово-промышленные круги финансируют различные политические партии, которые на первый взгляд конкурируют друг с другом. Но эта конкуренция происходит не между различными социальными группами общества и уж тем более не между различными моделями политической организации общества, а внутри уже существующей элиты между представителями одного и того же политического класса за право войти в хорошо оплачиваемый круг людей, распоряжающихся общественными и бюджетными фондами.
В итоге конкуренция политических сил превращается в тщательно режиссированный спектакль, управляемый командами профессионалов, владеющих техниками убеждения через приемы манипуляций и пропаганды.
А за занавесом этой игры разворачивается непубличная реальная политика, которая определяется взаимодействием финансово-промышленных элит с избранными правительствами западных стран.
Но эти рассуждения не объясняют, почему в странах Запада реальные демократические правила достигли такого широкого распространения? Почему именно страны Запада ассоциируются сегодня с наиболее устойчивыми моделями демократии? И почему широкое распространение демократических процедур произошло именно во второй половине ХХ века?
Феномен бурного развития демократии на Западе во второй половине ХХ века можно объяснить только последствиями противоборства двух социально-политических систем - капиталистической и социалистической.
Финансово-промышленные элиты Запада еще до Второй мировой войны достигли консенсуса о необходимости уничтожения СССР, который, как альтернативная социальная модель, представлял реальную угрозу существованию капиталистической системы. До Второй мировой войны эта задача представлялась западным политикам технической и решаемой. Но итоги войны и Великая Победа все изменили принципиальным образом. Финансово-промышленные круги Запада не на шутку обеспокоились.
И эта угроза была для них особенно пугающей с конца 50-х и до начала 70-х годов. В этот период Запад окончательно осознал невозможность военного уничтожения Советского Союза, а динамика экономического развития этого же периода отнюдь не свидетельствовала об экономических преимуществах рыночной модели.
После сложных и болезненных поисков на Западе был заключен особый социальный договор - для выживания капиталистической системы западный бизнес согласился ограничить свою власть и платить более высокие зарплаты. Таким образом была избрана новая стратегия - продемонстрировать превосходство Запада по уровню и качеству жизни.
Для этого Запад располагал относительно новым инструментом - глобальной финансовой системой, созданной на основе Бреттон-Вудских соглашений, которые сделали доллар США главной мировой валютой, создав тем самым на десятилетия, как тогда казалось, неисчерпаемый финансовый ресурс. Для ускорения экономического роста контроль над управлением экономикой был передан финансовым структурам, которые стали использовать долговой стимулятор по принципу "сначала надо победить, потом будем разбираться с сопутствующими негативными последствиями".
В итоге серьезные финансовые средства стали выделяться на создание общества массового потребления и расширение доступа среднего класса к образованию и социальным гарантиям. Это было крайне необходимым для нейтрализации социалистических устремлений граждан в собственных странах, а также для снижения протестной активности против неравенства. Все уступки трудящимся делались для ослабления привлекательности СССР.
Именно этими решениями объясняется повышение уровня жизни и стремительное распространение демократических стандартов в странах Запада во второй половине ХХ века. В странах Западной Европы, которые непосредственно граничили с соцлагерем, развитие демократических институтов и широкое распределение богатства носило ярко выраженный характер.
И выбранная стратегия оказалась успешной. Советский строй оказался не готов дать адекватный ответ на этот вызов по целому ряду причин, и западные элиты получили полный контроль над миром.
Причины краха бесклассового общества в СССР, вне всякого сомнения, крайне важны, их нужно обсуждать, тем более что эти причины связаны не сколько с внешним давлением Запада, сколько с внутренними процессами воплощения этой идеи. Но эта важная тема требует отдельного рассмотрения.
Этот весьма победный для Запада результат привел к тому, что он решил сделать экспорт демократии своим главным оружием, которое позволяло оказывать давление на третьи страны, разрушать их социальные порядки и навязывать свои выгодные западной метрополии правила игры.
Прежде всего западные эксперты увидели возможность использования разобщенных демократических принципов в качестве когнитивного оружия против государств с неустоявшимися политическими институтами. Было замечено, что именно в таких случаях избирательное и ускоренное, а главное - непоследовательное и несистемное, внедрение демократических практик приносит прямо противоположный результат. Вместо согласия возникают противоречия и конфликты, вместо взаимодействия разгорается борьба политических группировок, вместо взаимопонимания и компромиссов происходит радикализация поведения социальных групп. В итоге такие социально неустойчивые общества легко попадают под управление местных олигархических групп или под внешнее управление западной метрополии, или под то и другое одновременно.
Так к инструментарию управления развивающимися странами через долговые и торговые обязательства добавился рычаг социального инжиниринга. Гораздо более сложный, но не менее действенный и эффективный.
В любом случае использование этого "демократического" оружия позволяло добиваться важной цели - навязывать развивающимся странам неэквивалентный обмен или, иными словами, грабить третий мир под политкорректными и красивыми лозунгами. Зачем выглядеть грабителем-колонизатором, когда можно представляться глобальным Робин Гудом?
Но распад СССР в 1991 году ознаменовал и новый этап функционирования капиталистической системы - угроза существованию исчезла. Но к этому времени стала также понятна и цена этой победы - выход на предел возможностей старой экономической модели, исключающий сохранение "статус-кво". Победа оказалась пирровой.
В результате сохранение высокого уровня жизни и демократических традиций для слишком большого числа населения даже в государствах метрополии финансово-промышленные элиты стали рассматривать как чрезмерные, избыточные, а главное - ненужные для высшего класса расходы.
Вот почему последние десятилетия мы начинаем наблюдать признаки коррозии и демонтажа демократических традиций. В этом и заключается ирония или сарказм истории.-0-
- размещаются материалы рекламно-информационного характера.