"Проведаем и помянем родных да встретим земляков". Как проходит Радуница в отселенных деревнях

Радуница для православных - день особый. Помянуть ушедших в мир иной родных, близких люди едут на погосты даже за сотни километров. Непривычно многолюдно в эти дни и на кладбищах, которые после 1986 года оказались за знаком "Радиационная опасность". Попасть на них без специального пропуска можно лишь раз в год. Какие воспоминания, традиции хранят бывшие жители отселенных деревень Ветковского района, узнавали корреспонденты БЕЛТА.

"Ежегодно в канун и во время Радуницы въезд на территории, на которых установлен контрольно-пропускной режим и где есть гражданские кладбища в отселенных деревнях и селах, осуществляется без пропусков. В этом году этот срок - с 22 по 25 апреля. И за первые три дня на эти территории только в Ветковском районе уже заехало порядка 500 автомобилей, или же около 2 тыс. человек. Конечно, основной наплыв придется на 25 апреля", - встречает нас главный специалист главного управления по проблемам ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС Гомельского облисполкома Александр Першко у некогда шумной Бартоломеевки. Собеседник отмечает: накануне через СМИ, другие источники людям доводят информацию о порядке въезда на загрязненные территории, порядке пребывания, мерах радиационной, пожарной безопасности, обязанностях граждан. "Раздаем и памятки, в которых есть вся необходимая информация о том, что разрешено делать, что запрещено. Указаны и контактные телефоны на случай возникновения чрезвычайных ситуаций", - добавляет Александр Першко.

Пока ведем беседу, к въезду в Бартоломеевку поворачивает белая иномарка. "Домой еду, на родину", - выходит из салона водитель. Главный специалист напоминает ему о правилах поведения, вручает памятку и желает счастливого пути. По словам Александра Першко, на кладбище в Бартоломеевке около 700 захоронений. "И оно не закрыто для захоронений. Если люди хотят захоронить родственников здесь, рядом с другими родными, обращаются к нам, мы даем разрешение, обозначаем место захоронения. Всего же в Ветковском районе 45 гражданских кладбищ, которые находятся на отселенных территориях. В прошлом году на них было 48 захоронений, в этом году - пока одно", - уточняет он. После инструктажа по дороге, которую плотно обступили деревья, направляемся к бартоломеевскому кладбищу и мы. По пути изредка встречаем остовы некогда жилых домов и всего лишь несколько уцелевших, хоть и покосившихся хат. У погоста припарковано немало авто - не только с привычными для юго-восточного региона тройками на госномерах. Здесь и четверки, и единицы, и пятерки, и даже с российским триколором.

На уже убранных могилах - свежие цветы, на надмогильных крестах - новые рушники, где-то захоронения еще приводят в порядок. Из Гомеля приехал "проведать" своих Григорий Гапеев. "Тут наши все лежат - и мамы, и папы, и братья, и сестры", - со скорбью отмечает он.

За поминальным столом у могилы родителей Григория Федоровича собрались три близкие семьи. "Это моя супруга Оксана Анатольевна, это мои племянники, это мой зять Николай (муж уже покойной старшей сестры)", - знакомит мужчина. "Моя жена вон там лежит, - едва сдерживая слезы, указывает на могилу с яркими цветами неподалеку Николай. - Ушла в прошлом году. И для меня место тут. Куда ж еще я поеду…". "Из всех наших Гапеевых один я уже остался", - с грустью констатирует Григорий Федорович. Из родной Бартоломеевки он уехал еще до Чернобыля - учиться в Гомель. Так там и остался. Жену издалека привез - из Минска. "А родители мои после аварии на ЧАЭС не захотели уезжать далеко - остались в Ветке. Они уже ушли из жизни, здесь их и похоронили", - рассказывает мужчина. Задумавшись, добавляет: "Теперь со всеми земляками, родственниками встречаемся здесь раз в год. Ну как со всеми: из моих одноклассников уже почти никого нет". Интересуемся, какой запомнили бывшие сельчане Бартоломеевку. "Большая деревня была. Около 500 дворов. Наши дети, когда приезжали к бабушке с дедушкой, все время говорили: надо дом ближе к остановке сделать - так далеко им казалось расстояние от нее", - описывают картину из прошлого супруги Гапеевы. "А помните, где озеро было?", - продолжает ностальгическую экскурсию Григорий Федорович. "На нем бобры жили. И ребятни море всегда - и зимой, и летом. На льду катались, в хоккей играли, и под лед, бывало, проваливались, летом ныряли", - сыплются детали о былом месте притяжения всех местных, да и приезжих, мальчишек и девчонок. Не менее шумно всегда было и на речке Беседь. До нее километра полтора - совсем ничего для резвой ребятни. "С утра как сойдешь, так до самого вечера там. Хлеба возьмешь, кусок сала, огурец - и туда", - живы детские эмоции Николая. Следующей точкой маршрута воспоминаний становится местный обрыв. "Здесь были качели такие большие. Прямо над обрывом", - рисует в воздухе руками Григорий Федорович. "Ой, страшные они были", - дает свою оценку Оксана Анатольевна, которая впервые приехала в Бартоломеевку в 1984-м. "Но никто никогда с них не падал", - защищает любимую забаву местной ребятни Николай. "Там же цепи были размером с мою руку", - поддерживает его Григорий.

"Христос Воскрес, земляки", - подключается к разговору о деревне Сергей Павлючков. Крепко пожав руку Григорию Гапееву, он отмечает: "Я тоже бартоломеевский. Ушел в 1989 году служить в армию. Вернулся, а деревни уже не было. Сейчас вот в Ветке живу. Приехал к своим родным". Добрым словом вспоминают собеседники уже почивших односельчан - тетку Маньку, бабушек Липочку, Маврочку. "Твоей бабушке Маврочке можно спасибо сказать за мои глаза, - обращается к Григорию Федоровичу Сергей Иванович. - Только она смогла помочь мне, когда попала сорина". "Без хирургического вмешательства копчики вправляла. К ней все ходили лечиться", - с любовью говорит о бабуле Григорий Гапеев. Он обращает внимание на даты рождения и смерти Мавры Анисимовны: "Написано, что она с 1900 года. Но родилась еще раньше, а умерла в 2001-м. Больше ста лет прожила. Только по документам 101 год. Помню, ей уже за 80 было. Пойдем с ней за грибами. Пока мы еще что-то найдем, она весь лес оббежит и с полной корзиной придет. Не угнаться за ней". "И еще бы она пожила, если бы в Минск ее не забрали. Не смогла она там", - считает Оксана Анатольевна. Не стираются из памяти и детские походы в местные магазины - а их до Чернобыля тут было аж пять. "На 20 копеек, помните, сколько конфет насыплют?" - ностальгирует по советским сладостям Сергей Павлючков. "Да каких конфет! На 15 копеек во такую коврижку возьмешь - два урока ешь под партой", - у Григория Гапеева были свои предпочтения. "А конфет - два кармана ирисок", - отстаивает свой выбор его земляк. "Что и говорить, детство у нас было настоящее. И поверьте, счастливее, чем у нынешних детей, которых больше занимают телефоны да планшеты", - делает вывод Сергей Иванович. Беседа бывших односельчан переключается на воспоминания о невероятно вкусном первом березовике, догонялках по деревьям и еще многих прелестях беззаботной детской жизни.

А мы отправляемся в другую часть погоста. К своим близким приехали родные сестры Нелли Курикина и Ольга Рубан. "Нас много в семье было - семь детей. А осталось только трое - мы и Катя. Она в Жлобинском районе живет", - знакомимся с женщинами. "Вот это наш брат лежит. Романтик был - уехал в Вильнюс. В 90-е, когда обстановка там была никакая, вернулся. И оказалась жизнь недолгой. Похоронили около родителей", - до сих пор сестры не могут смириться с тяжелой утратой. "Папа умер в 1989 году. Но деревню еще тогда не выселяли. А уже потом мама к нам переехала. Но только два года пожила в городе", - продолжают рассказ о семье бывшие жительницы деревни. Теперь своим родным в день Радуницы они привозят "гостинцы" - крашеные яйца, кусочек кулича, жменю конфет. Сестры отмечают: в этот день можно встретить своих из деревни, кого не видел уже долгое время. "Пока кладбище обойдешь, так и дня мало", - подчеркивает Нелли Петровна.

Ольга в Бартоломеевке прожила дольше других братьев и сестер - 45 лет. "Я работала в школе, в начальных классах. После аварии на ЧАЭС мы вывозили детей - первый год в Геленджик. На все лето...", - листает страницы памяти она. Уехала из родной деревни женщина в 1990 году. Сначала в Гродно. Спустя два года город над Неманом поменяла на Гомель. "Здесь и мама была еще жива, и братья, и сестры, и сын обосновались. Решили вернуться поближе к родной деревне", - объясняет скорый переезд Ольга Петровна. Для нее зов родной земли, зов предков - не пустые слова. "Всегда еду в родные края с радостью. Эта земля мне снится, всегда перед глазами. Это же родина! Каждая тропинка, каждый кустик - все свое. Все помним, всех помним", - катятся слезы из глаз у Ольги Петровны. Чтобы уйти от грустных мыслей, она рассказывает, что Бартоломеевка всегда славилась бортничеством. "Мой дедушка был заядлый пчеловод. Ставил колоды в лесу. Потом, когда состарился, и у дома были пчелы. Их много кто держал. Лес ведь кругом, луг, речка. А такой вкус меда, как был здесь, за всю свою жизнь больше не встречала", - вновь не справляется с нахлынувшими эмоциями собеседница. В трех километрах от Бартоломеевки расположена осиротевшая так же после Чернобыля Петуховка. Лишь раз в год ее улицы слышат звук автомоторов - когда бывшие сельчане приезжают помянуть своих почивших родных. "Год не были в этих краях", - тепло встречают друг друга сестры и брат Курмашовы. Альмира теперь живет в Бобруйске, Надежда и Игорь - в Гомеле. Родились и выросли они в Петуховке. Еще до аварии на ЧАЭС уехали поступать-учиться. "А родители оставались еще жить здесь. Только где-то в 1988 году они выселились", - рассказывают историю семьи брат и сестры. Их отчий дом был крайним - под номером 34. Сейчас от него ничего не осталось: деревня уже после отселения сгорела.

"Петуховка - грибное место. Работала у нас грибоварня лесничества. Делали и солянки, и маслята маринованные. Функционировал брикетный завод. Да и вообще самый настоящий курорт тут был - из города люди приезжали", - описывает события многолетней давности Игорь Курмашов. "А красота какая была! Огород заканчивается, а за ним - лес. Пошел, ароматной лесной малины набрал. Вблизи леса - небольшая речка-канава, неподалеку - поле. Посадит совхоз на нем люпин, зацветет он желтым цветом - и вечером, когда чуть темнеет, выйдешь, глянешь на это поле, а оно как все равно горит. Как зарево", - переносит в былую картину здешней природы мужчина. "Больше никогда таких пейзажей нигде не видел", - с грустью добавляет он. Как и в Бартоломеевке, здесь тоже были свои качели - крепкие, меж двух высоких берез. "Доска дубовая, цепи огромные. Становились на качели человек по 10. Да так высоко раскачивались, что это уже не катаешься, а летишь. И песни пели", - рассказывают очевидцы тех счастливых мгновений. Вспоминают в Радуницу теплым словом сестры и брат и односельчан, которые прошли войну. "Вот здесь похоронен Домночкин муж - Евмен Елкин. В войну попал к немцам. А он немного немецкий знал. И из разговора оккупантов понял, что везут его и других людей на расстрел. Сбежать не удалось. Но Елкину пуля попала в ухо. Притворившись убитым, он, не двигаясь, пролежал до темноты, пока фашисты не ушли, а потом раненый приполз. Остался жив, но был уже глухим", - впечатлена историей мужественного односельчанина Надежда. В неспешной беседе родственников речь идет и об увлекательной истории знакомства их родителей, и о том, как складывались судьбы соседей, друзей из детства.

"Мама-покойница говорила, что будем мы "сустракацца" только раз в год. Так и получается. Вот сюда приезжаем, встречаем, поминаем, вспоминаем…", - заключает Альмира. Фото Сергея ХОЛОДИЛИНА, БЕЛТА.-0-