На заре карьеры ему светил волчий билет. Почему художника Щемелева долго не признавали?

Он разлюбил Шагала, как только того воздвигли на пьедестал. Ревновал, когда в родном Витебске без восторга приняли его очередную выставку: "Ну что ты поделаешь, когда там Шагал, а тут Щемелев. Кто он такой? С Шагалом сравниться захотел?". Но именно Щемелев чуть ли не единственный из Белорусского союза художников в 1994 году поддержал идею первого международного шагаловского пленэра. - В то время, когда я развивался, и Пикассо, и Шагал - это был звон, - вспоминал художник в одном из последних интервью. - Это же люди, которые имели всемирное значение. Я все это видел, смотрел, и нравилось самому мне. Где видел? Неужели в Витебске, где перед самым его рождением расцвел диковинный цветок супрематизма и выставлялся весь мировой авангард? Но к моменту его прихода на свет УНОВИС ("Утвердители нового искусства") в полном составе отбыл в Питер. Еще раньше перебрался в Москву Марк Шагал, а основанное им Витебское народное художественное училище стало называться техникумом, и заправляли в нем люди совершенно иного покроя. Какое отношение это имело к Щемелеву? Самое прямое. Воздух Витебска мощно повлиял на его становление. - Учитель, который был у меня в первом классе, не был художником, но до революции преподавал, - вспоминал Щемелев много лет спустя. - Он поощрял само рисование, отношение, но никого не хвалил. Четыре года я был под его влиянием. Как его звали, нам неизвестно. Зато мы знаем, с кем Щемелев занимался потом. Юдель Пэн - учитель Шагала - не смирился с новыми порядками в художественном училище и предпочел преподавать у себя дома. Весь город знал, что дверь в его скромную квартиру-мастерскую на улице Гоголя никогда не запирается. Молодежь относилась к нему, как к святому. Однажды в эту дверь вошел 13-летний Леня Щемелев. - Маэстро даже посмотрел мои рисунки и сказал: хорошо, но надо еще много учиться, - вспоминал он спустя годы. И многоточие, как будто дальнейших встреч не было.

До последних дней Леонид Дмитриевич не решался публично признаться в том, что в юности учился у Пэна. Слишком долгой, тяжелой и непроницаемой была завеса запретности. Жаль, что их общение продолжалось меньше года. 28 февраля 1937 года между 18 и 20 часами 83-летний Пэн был зарублен топором у себя в квартире. Можно лишь представить, как пережил гибель учителя 17-летний парень. Казалось, на его учебе поставлен жирный крест. - Хотел поступить в художественное училище, - горько сетовал он. - Пришел Лев Маркович Лейтман, потом я с ним встречался после войны. Говорит: слушай, если все будут художниками, что будет такое? "Маэстро даже посмотрел мои рисунки и сказал: хорошо, но надо еще много учиться". Встретятся они в Минском художественном училище, где Лейтман станет завучем, а Щемелев - студентом. Но это случится десять лет спустя. А в конце 1930-х будущий художник успешно оканчивает фабрично-заводское училище обувщиков и трудится на фабрике "Красный Октябрь". При его редкостных способностях он мог стать мастером золотые руки и снимать мерки у жен секретарей обкома партии. Наверное, такая жизнь была бы комфортнее и прибыльнее, но… Грянула война, разрушившая предуказанный жизненный порядок, закалившая характер и не оставившая места для уютных мечтаний. Что с ним стало на той страшной войне? Узнавать войну Щемелев начал с первых фашистских авиабомб, которые 23 июня 1941 года упали на Витебск. Беспомощные, растерянные, Леонид с матерью и беременной сестрой бесслезным застывшим взглядом провожали отца - кадрового офицера, который в составе железнодорожного батальона, без оружия, с узелком за плечами уходил защищать город в направлении Суражского шоссе. "Ждите, скоро вернусь", - бросил он. Но не вернулся. Что с ним стало на той страшной войне? Когда во время Первой мировой Дмитрий Алексеевич очутился в германском плену, его - раненого российского унтера - лечили и кормили, а в 1919 году обменяли, тем самым подарив ему возможность жениться, родить детей, реализоваться в мирной жизни. Теперь же он кадровый офицер, другая война и другие немцы. В первые дни фашистского нашествия угодил в "котел"? Или без вести пропал? Семья еще несколько дней оставалась в Витебске. Слушали 3 июля выступление Сталина и грезили, что худшего не случится: Красная армия удержит город. Надежды таяли с каждым днем и часом, нарастала паника, за эвакуацией населения установили самый жесткий контроль. И о, чудо! Леня выбил-таки пропуск на выезд для себя, матери и сестры.

Но это только начало. Под Рудней их эшелон разбомбили. Живые хоронили мертвых. Как в страшном сне наблюдал паренек за высадкой фашистского десанта: "Парашюты разноцветные, а фигурки под ними зловеще-черные, словно сама смерть спускалась с небес. Парашютисты обстреляли нас с воздуха, пули свистели где-то близко, но, к счастью, не зацепили". Дальше полуторка - товарняк - Москва, оглашаемая сиренами воздушной тревоги, клуб мукомолов у Казанского вокзала, где они ненадолго находят приют. Но в Москве оставаться нельзя, надо двигаться дальше. Поразительно, что посреди этого ужаса будущий художник пытается прорваться в Третьяковку, но ее стерегут часовые. Тогда он со всех ног мчится на ВДНХ… И вот конечный пункт эвакуационных мытарств - город Семенов, затерянный в лесах к северо-востоку от Горького. Тут Леониду повезло устроиться на чугунолитейный завод, где производили знаменитые осколочные гранаты Ф-1, и вместе с другими призывниками тренироваться с допотопной трехлинейной винтовкой Мосина. В декабре 1941-го грянул приказ о мобилизации парней 1923 года рождения. "В полковой школе на краю Марийской АССР, где шло формирование войск, меня выучили на командира", - лаконично и бесстрастно вспоминал Щемелев в одном из газетных интервью. Даже в разгар войны понадобился целый год, чтобы стать сержантом. Муштровали по полной программе, а из еды только капуста, свекла, 650 граммов водянистого хлеба на день. - Так в 19 лет я, совсем невоенный человек, стал командовать отделением пехотинцев, - рассказывал художник. - Пехота - царица полей. Добавлю: царица топких болот и непролазных лесов. В первые месяцы войны пехота гибла сотнями, тысячами.

Что спасло его тогда? Удача? Богатырское здоровье? Довоенные занятия спортом? Или умение видеть, думать, анализировать? - Я понял: надо освоить солдатское дело. Кто научился окапываться, слушать приказы командира, не лезть на рожон, а где надо, то и лезть, тот, глядишь, и уцелеет, будет бить врага и дальше, - излагал он свою философию войны. "Тогдашний замминистра мне так прямо заявил: «Что ты тут намалевал? Что это за генерал?!»". Рассказывал о своем тяжелом ранении 6 октября 1943 года в боях за освобождение Мозыря: - Левая рука висела, как плеть, но врачам удалось ее спасти. Там, в госпитале, со мной лежал кавалерист, который начинал войну еще со Львом Доватором. Ох, как мне захотелось в кавалерию! Написал письмо - перевели. Так что войну я закончил на юге Украины в кавалерийском корпусе. Генерала Льва Доватора он изобразит на знаменитом полотне, которое в 1975 году удостоилось серебряной медали ВДНХ СССР. - Но когда я написал эту картину, тогдашний замминистра мне так прямо заявил: "Что ты тут намалевал? Что это за генерал?! Это же какой-то потрох!" - усмехался художник. Зная автобиографичность картин Щемелева, кто-то из журналистов присочинил, якобы тот служил у Доватора в полку. Полнейшая ерунда! Бесстрашный генерал, уроженец Витебщины был скошен пулеметной очередью в боях под Рузой 19 декабря 1941 года - как раз в те дни, когда будущий художник принимал присягу. Повоевать в кавалерии Щемелев не успел, но только чудо спасло его от смерти. В начале 1945 года их 2-ю кавалерийскую бригаду перебросили в район города Ровно, сформировав из ее состава так называемую группу сорока пяти, в которую входил и сержант Щемелев. Задача стояла очищать леса от засевших там немцев, а главное - уничтожать летучие бандеровские отряды, которые развернули настоящую войну против советской власти. Но перед самым маршем в направлении Карпат его свалила тропическая малярия. Беспамятство, температура под сорок… Группа ушла без него, и судьба ее до сих пор неизвестна. Войну Щемелев закончил живой и здоровый, с двумя орденами Отечественной войны: первой и второй степеней. Казалось бы, идеальная стартовая площадка в мирной жизни. Но как же трудно он одолевал гравитационную силу обстоятельств!

"Мою картину спас один очень влиятельный человек" - Где-то в районе восьми лет у отца была очень сильная ангина, - рассказывала в одном из интервью дочь художника Маргарита Щемелева. - Пришел доктор - а на стене висела копия картины Рембрандта "Урок анатомии доктора Тульпа" - и спрашивает: кто это рисовал? Бабушка в ответ: это Леня. Доктор погладил его по волосам и говорит: берегите эту светлую голову, он будет художником. Под впечатлением этих слов я вдруг увидела, что знаменитая картина Щемелева "Мое рождение", написанная 42-летним мастером в 1965 году, практически повторяет композицию рембрандтовского полотна. Сходство тем более разительное, что Щемелев изобразил рождение, а Рембрандт - смерть. Удивительно еще и то, что "Мое рождение" не имеет ничего общего с биографией художника. 5 февраля 1923 года, когда он появился на свет, гражданская война уже закончилась, и родился он точно не в поле, не на ветру, не среди вооруженных людей. Тогда о чем же это полотно? Ключ к разгадке - история, рассказанная Маргаритой Щемелевой. Художник написал здесь рождение собственного живописного дара. Недаром в центре картины он поместил себя седовласого, в нейлоновой рубашке по моде 1960-х годов - призрак из будущего, не ощущающий в тепле своей мастерской ни порывов студеного февральского ветра, ни поземки, которая вот-вот погребет и роженицу, и ребенка. Извечный миф о рождении героя. И война мифическая: то ли гражданская, то ли Великая Отечественная. - Именно эта первая работа экспонировалась в 1967 году в Москве на Всесоюзной выставке и получила такие отзывы в журналах "Творчество", "Искусство" и так далее, что в Беларуси вздрогнули аксакалы наши, - рассказывал друг Щемелева художественный критик Борис Крепак. "Мое рождение" - в полном смысле икона "сурового стиля", но, по словам Крепака, белорусский выставочный комитет ее не пропускал. Одна Аладова добилась того, чтобы эта работа попала в Москву.

Елена Васильевна Аладова - легендарный директор и воскреситель Государственного (ныне Национального) художественного музея БССР - в искусстве разбиралась лучше любых искусствоведов. Именно она приютила в главном музее республики первое большое щемелевское полотно под названием "Свадьба", волею судеб оказавшееся на помойке. Это его дипломная работа в Белорусском государственном театрально-художественном институте. Спустя 64 года невозможно понять, чем яркое, красочное фигуративное полотно разгневало уважаемых профессоров - автора герба БССР народного художника БССР Валентина Волкова, заслуженного деятеля искусств Владимира Суховерхова, прародителя белорусской сценографии Оскара Марикса. Чем не угодил им брызжущий весельем и удалью народный праздник, взвившиеся в нетерпении кони и пронзительные глаза девочки на переднем плане, в которых читается и восторг, и удивление, и предчувствие счастливой женской судьбы? "Что за свадьба? Какая свадьба? Советская свадьба не может быть такой! Цвета сырые, ритма нету, люди случайно распределены, смотрят в разные стороны", - со слов Щемелева пересказывал претензии мэтров Борис Крепак. "Первая работа экспонировалась в 1967 году в Москве на Всесоюзной выставке и получила такие отзывы… что в Беларуси вздрогнули аксакалы наши". А может, причина в том, что Щемелев со времен училища числился белой вороной и сохранял этот "статус" чуть ли не до самой перестройки? Ни в партию не вступил, ни профессором не стал. Если преподавал, то в Минском художественном училище, в школе-интернате имени Ахремчика, в политехе, но никак не в театрально-художественном институте. Лед сдвинулся лишь в начале 1980-х, когда его стали выдвигать, в 1983 году - к шестидесятилетию! - удостоили звания народного художника БССР. На тот момент он был уже во всех смыслах классик. А на заре карьеры ему светила двойка и волчий билет, и даже ректор Виталий Цвирко не мог защитить своего ученика. Но вновь вмешалось чудо. - От полного разгрома во время дипломной защиты мою картину спас один очень влиятельный человек, благодаря чему я и получил документ об окончании вуза, - признавался позднее Щемелев. Кто был этот сановный спаситель? Возможно, председатель государственной экзаменационной комиссии - лауреат двух Сталинских премий первой степени, президент Академии художеств СССР народный художник СССР Борис Иогансон. Московский гость настоял, чтобы Щемелеву поставили тройку. "Это был колоссальный удар по мне и по моему пониманию сути… Изменить ничего нельзя было", - сокрушался художник много лет спустя. Кроме несправедливости, он пережил еще и предательство. - Учился шесть лет, но когда окончил, то никто из учащихся, которые были друзьями, не поддержал, - с досадой говорил Щемелев. - Никто меня даже не пригласил на прощальный вечер. Меня выпустили, но остался след очень неприятный для меня и по отношению к друзьям, и у них, конечно, был негатив: "нейкі ён левы, той Шчамялёў".

А что же "Свадьба"? Четырехметровое полотно, в которое он вложил столько души… - Когда-то собрались мы с ребятами выпить, и среди нас человек говорит: пойдем, мол, ко мне, есть мастерские от ТЮЗа, - со всей откровенностью повествовал Щемелев. - И я в уголке увидел мусор и опознал свою работу. Назавтра решил зайти в музей к Елене Васильевне Аладовой: так мол и так, моя работа, нашел ее в мусорном ящике. Она молчит, а потом говорит: "Нясі сюды". "У Щемелева именно кони создают главное настроение в картинах". Мало того, она выплатила художнику 700 рублей гонорара, которые он потратил на первую свою мастерскую. А кони - могучие, вздыбленные, рвущиеся в небо, готовые уже скакнуть вместе с бричкой через березовую жердь, которой крестьяне по свадебному обычаю перегородили дорогу, - "разбрелись" чуть ли не по всем картинам Щемелева. - Почти в любой его работе вы найдете изумительно выписанного коня, - улыбается легендарный экс-замминистра культуры Владимир Рылатко, частый гость в мастерской Щемелева. - Вы можете восторгаться пропорциями и движениями, чем и сам художник особенно гордился. Ведь коня, щиплет ли он траву или отдается внезапному порыву, нарисовать очень сложно. У Щемелева именно кони создают главное настроение в картинах. Конь-душа, конь-судьба… Говорят, до войны Щемелев занимался конным спортом. Но, думаю, дело не в этом. И не в дяде-белогвардейце, которому художник в 1981 году посвятил пронзительное "Прощание с Родиной. 1920 год", где казак в отчаянии расстается с любимым конем. Пять лет спустя Щемелев вновь возвращается к этой теме и создает полотно "На песчаной косе", где табун брошенных лошадей провожает глазами уплывающий в море корабль. Но дядя Василий Алексеевич вряд ли кавалерист, иначе был бы ротмистром, а не штабс-капитаном. По всей вероятности, он затонул на баржах в Черном море вместе с большинством деникинских войск, а посвященные ему полотна - поэтическая метафора, образ расставания, невозвратимости, жертвенности, разлуки, смерти. Такова художническая природа Щемелева. Он не живописал события. Сколько ни напрягай зрение, не увидишь в его картинах ни крупинки рассудочного, скучного реализма. Сновидец - да. Классик - но современный. Романтик - но мужественный и в этом смысле суровый.

Он был женат, она замужем Художник считал себя счастливым человеком. С удовольствием цитировал Джека Лондона: "Я прожил очень счастливую жизнь. Мне повезло больше, чем миллионам людей моего поколения. Пусть я много страдал, зато я пережил, повидал и чувствовал многое, что не дано обычному человеку". Бесспорно, повезло ему на встречу с женщиной, которая стала его добрым ангелом, женой, моделью, музой и главным источником вдохновения. Щемелев на тот момент только отпраздновал свое сорокалетие. Он был женат, она замужем. - Это было советское время, были определенные устои, - вспоминала Светлана Николаевна в одном из телевизионных интервью. - Нельзя было особо разговаривать, все и со всем были согласны. А здесь я увидела, что человек не то чтобы ничего не боится, но очень убежденно и аргументированно высказывает свое мнение. Вначале им казалось, что это просто дружба, но взаимная симпатия между ними росла, и вскоре обоим стало ясно, что их судьба - быть вместе. - Не думали о том, что нет ни жилья, ни денег, но как-то сошлись и начали все с нуля, - рассказывала Светлана Щемелева. - Я теперь думаю, что я была молодая, 23 года, и как-то проще к этому относилась. А у него - быт, семья, относительная на то время устроенность, и от этого всего он ушел и начал все сначала так бесстрашно. Пять лет они спали на полу в мастерской.

- Каждый день я мыла пол, потом расстилала какие-то вещи, на которых мы и спали. Это был конец 1960-х, в нашей мастерской собирались художники, музыканты, поэты. Споры, дымовая завеса, спиртное лилось рекой, - вспоминала жена художника. Из свободной, разгульной жизни не так легко выходить. И, может быть, если бы не Светлана Николаевна, мы бы не знали того Щемелева, которого любим и чтим. - Об этой черной полосе знала только моя мама, - однажды призналась она. Долгие годы жена живописца проработала преподавательницей физики в Минском художественном училище, и все эти годы Щемелев ее рисовал. Обнаженную. Всякую. Громадное количество самых разных портретов. - Нельзя же везде совать жену, - возмущались критиканы и ортодоксы. Но он никого не слушал. На выставках студенты художественного училища теряли дар речи от созерцания наготы своей учительницы. Он рисовал детей, внуков, любимую собачку - всех вместе и по отдельности - и хранил эти картины у себя в мастерской, но с удовольствием показывал. "Увидела, что человек не то чтобы ничего не боится, но очень убежденно и аргументированно высказывает свое мнение". Шли годы, менялся его стиль, его живопись становилась все более и более утонченной, особенно в пейзажах и натюрмортах. Но это все тот же Щемелев, чей творческий почерк невозможно ни с кем перепутать. Безупречный в рисунке и при этом не озабочивающийся невротической тщательностью в проработке деталей. Сочный и красочный, но всегда приглушенный, с легким флером тумана и грусти. Цветомузыка, как сказал о его живописи Крепак. Особенно хороши в этом смысле его снежные (и нежные!) зимние пейзажи. Белизна без единого белого мазка, рождающаяся из синего, голубого, зеленоватого, пурпурного. - У него свет, свет и еще раз свет. Любовь к тому, что он видит в мире. Там и черноты много, конечно, но он черноту не видит, не хочет видеть. Нет у него черных красок, как и у импрессионистов. Они старались избежать черных красок, - говорил Борис Крепак.

На мой взгляд, чернота в его картинах все же есть, но она никогда не довлеет, даже если ночь, даже если война. Так же, как и солнце на его полотнах никогда не сияет в полную силу. Мудрый, он во всем знал меру, потому и прожил почти сто лет в ясности и здравии, в неустанной работе над своими полотнами и над собой, в окружении близких людей. - Щемелев - очень современный художник, - убежден Владимир Рылатко. - Но когда находится в галерее рядом с Шишкиным, ему не противоречит и прекрасно с ним уживается, потому что очень богат эмоциями - как Сарьян. Я сказала бы, эмоциями благородными и сдержанными. В них прохладность белорусских небес и обжигающая льдистость Ислочи. - Я белорус южный, а Щемелев - северный, поэтому он холодный, а я теплый, - говаривал народный художник БССР Гавриил Ващенко, близко друживший с нашим героем долгие годы. Но многие помнят, как в перестроечные годы Щемелев нещадно громил бездарей, торговавших своей карикатурной абстракционистской мазней в сквере напротив консерватории. Подобной живописи он не терпел. Есть у Щемелева удивительная картина - "Будто во сне". В ней сплелось все: и конь, и шагаловские влюбленные, летящие в поднебесье, и его обожаемый Минск, который он с таким вдохновением рисовал. Глядя на это сновидческое скрещение стилей, мифов, идей, времен, глубинных чувств и тонкого расчета, постигаешь всю безбрежность щемелевского космоса и его устремленность в будущее. Летящий конь и вторящая ему могучая арка моста, ракетные шпили церквей и сполохи солнца в туманном мареве - как провозвестие, как гимн, как триумф радости и добра, как мощная опора для будущего. Пора лидерства Щемелева, его расцвета и триумфа, когда художнику поддаются абсолютно все жанры, - 1990-е годы. В 2000-х он с удивительной смелостью экспериментирует, скрещивая натюрморт и портрет, пейзаж и натюрморт. С рисунков началось и рисунками завершилось. Когда у художника уже не было сил стоять у мольберта, переключился на малый жанр. Все цветы и букеты с дачи, не теряя ни грана своей первозданной яркости, перекочевывали на острие его карандаша. - Я с палочкой хожу, но люблю свое дело, захожу в мастерскую и где-то что-то делаю. Или здесь в квартире рисую и пока вижу мир красивым и интересным, - признавался Щемелев в дни своего 95-летия. - Дай Бог, чтобы это продолжалось.

Он ушел из жизни три года спустя, но по-прежнему присутствует в нашем культурном пейзаже. - Время Щемелева еще впереди, - уверяет Владимир Рылатко. И я верю ему, хоть в искусстве нет ни времен, ни прогресса. Только солнце над городом, только конь, только влюбленные, летящие по небу в вечность. P.S. В канун столетия Мастера в его обновленной галерее, которой он ровно 20 лет назад подарил более шестидесяти полотен, открылась выставка "Леонид Щемелев - зеркало эпохи". Первое из шестнадцати больших юбилейных мероприятий почтило вниманием руководство города, Министерства культуры и творческих союзов. Многочисленные посетители, как завороженные, бродили среди полутора сотен щемелевских картин, сияющих как солнце в утренней дымке, камерных и вместе с тем монументальных. Думаю, художник был бы счастлив, как счастливы мы, пришедшие и причастившиеся. | Юлия АНДРЕЕВА, журнал "Беларуская думка", фото Национального художественного музея Республики Беларусь, БЕЛТА и из открытых интернет-источников. ПЕРЕПЕЧАТКА ДАННОГО МАТЕРИАЛА (ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО) ИЛИ ИНОЕ ЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНЫ Читайте также: Кто был лучшим другом ван Гога? 10 вопросов о гениальном безумце Три женщины, которые делают театр. Почему они провели в Большом всю жизнь? Художник - бедный, голодный, в берете и с шарфом? Заглянули в мастерскую белоруски