Узникам запрещалось разговаривать между собой, все команды нужно было выполнять ползком на коленях или бегом, чистить выгребные ямы в уборной голыми руками, за неповиновение - холодный карцер без света и еды… Такие пытки были обычным делом у польских палачей в концлагере Береза-Картузская. За пять лет существования через унижения прошли от 8 до 10 тыс. пленников. В их числе был уроженец Березовского района Степан Трутько. В День народного единства встретились с его дочерью Валентиной Кошкиной. Она, будучи маленькой девочкой, на всю жизнь запомнила рассказы отца о зверских пытках, которым подвергались в оккупации неугодные польской власти белорусы.
"Ты был никем, если не говорил на польском"

• Лукашенко предложили создать музей и мемориал этноцида в Беларуси

- Папа много рассказывал нам о том периоде. Особенно долгими зимними вечерами, когда вся семья собиралась у лучины, ведь электричества тогда не было. Говорил о тех ужасах и жестокости, которые чинили польские нелюди. И всегда просил нас, своих детей, жить по совести, не предавать других, - рассказывает Валентина Степановна. - Он никак не мог смириться с таким отношением. Например, полякам с "правильным" вероисповеданием платили в два раза больше, чем белорусам. Да еще и заставляли отказаться от своего родного языка. Разговаривать можно было только на польском.
Узником концлагеря Береза-Картузская Степан Трутько стал за то, что был идейным коммунистом. Он призывал людей бороться за справедливость и равенство, принимал участие в организации забастовок, распространении листовок. Несколько раз его арестовывали и сажали в тюрьму. В августе 1937-го он оказался в концлагере, лишившись своего имени. Вместо него - порядковый номер на робе - 1221.
- У людей были способности, они могли стать успешными в любой работе, но ты был никем, если не говорил на польском и не переходил в католичество. А тех, кто не выдерживал и менял веру, учил язык, ставили в пример. Папа таких очень не любил. Раз за разом повторял, что никогда не предаст ни свою веру, ни родину, ни самого себя, - твердым голосом говорит собеседница. - За то и поплатился. В один день его схватили и привезли в концлагерь.
В первый же день узника стали истязать муштрой: заставили прыгать на одной ноге, ползти на животе, бегать по-гусиному, а после избили резиновыми палками до изнеможения и бросили на ледяной пол пустой камеры. Польские каратели пытались не столько физически уничтожить человека, сколько сломать его как личность, заставить подчиниться их воле и отказаться от своей национальности.
- Живу в Березе и каждый раз, проходя мимо "красных казарм" (так местные называют кирпичное здание, где когда-то был концлагерь. - Прим. авт.), содрогаюсь от мыслей, что пришлось пережить моему папе и тысячам пленников польских извергов. Сложно понять и принять тот факт, что одни люди так могли издеваться над другими, которые хотели жить на своей земле и говорить на родном языке, - делится чувствами Валентина Степановна. - Когда папа спрашивал, за что бьете, ведь ничего не украл, никого не убил, его лупили дубинками еще сильнее. Ползком на коленях по дорожке из битого кирпича тащили его к начальнику. Там он снова задавал свой вопрос и опять получал дубинками. Не говоришь по-польски - получи, не принимаешь веру - получи… Терял сознание - его обливали ледяной водой. "В борьбе за единство папа провел всю молодость"

Даже за малейшую провинность узник получал десяток дубинок по спине. В камерах людям запрещали не то что разговаривать между собой, но даже пересматриваться. Тем более - присесть на нары. Пленники стояли на холодном полу. Тех, кого не гнали на тяжелые работы, отправляли на муштру, которую сами польские палачи называли "гимнастикой", а созданный ими лагерь - "самым спортивным в Европе". Дни напролет под угрозой избиений до смерти людей заставляли бегать, прыгать по-жабьи, ползать, ходить по-утиному.

- Однажды, когда папа в очередной раз отказался выполнять команды этих извергов, его избили и затащили к начальнику. Тот приказал снять с него рубаху и, взглянув, сказал: у тебя еще много белых пятен на теле, значит, нужно добавить, пока весь не посинеешь, - смахивая слезу, вспоминает Валентина Кошкина о муках своего отца. - Самым страшным местом в лагере был карцер, который по своим методам не уступал фашистским. Даже охранники называли его домом смерти. В каменное помещение не проникал ни свет, ни тепло. Людей бросали туда на неделю и кормили куском хлеба и кружкой воды раз в несколько дней. Не давали возможности уснуть. Узники просто сходили с ума.
Степан Трутько пробыл в концлагере Береза-Картузская почти год. Назло врагам он выжил и даже сохранил свой партийный билет. В 1940-м его избрали депутатом Березовского районного совета, затем - заместителем председателя райсовета, им он проработал до 22 июня 1941 года. Во время Великой Отечественной войны защищал Севастополь. В послевоенное время Степана Трутько избрали председателем Соколовского сельского совета, где он был одним из организаторов колхозного движения. Порядка 20 лет проработал председателем колхоза "33-я годовщина Октября", восстанавливал и развивал разрушенное за годы войны хозяйство.

- Наша большая семья все эти годы хранит память о папе, дедушке, прадедушке. Когда-то его просили записать свои воспоминания, он ответил, что людям будет очень тяжело их читать. Но позже согласился и перенес все ужасы на бумагу. Правда, отец не оканчивал университетов, писал с ошибками, поэтому попросил меня подкорректировать его рассказ, - отмечает Валентина Степановна. - Я по ночам все перечитывала и переписывала чистым почерком его рукописи. К сожалению, они были утеряны еще много лет назад.

По словам нашей героини, 17 сентября - очень важный для их семьи день, который они отмечают каждый год.

Марина ВАЛАХ,
фото Виолетты ЮЖАКОВОЙ и Виталия ПИВОВАРЧИКА,
газета "7 дней".-0-