Еще во время работы в Республиканском театре белорусской драматургии Сергей Ковальчик стал режиссером, чей творческий почерк узнаваем. А одна из самых ярких постановок - "Адвечная песня" по поэме Янки Купалы может претендовать на статус визитной карточки мастера. Насобирав в первые годы жизни награды международных форумов, эта фолк-опера в репертуаре театра задержалась уже на 14 лет. Год назад она была реконструирована и с новыми аранжировками песен от худрука группы "Палац" Олега Хоменко продолжает выворачивать зрителям души. Насколько популярны подобные спектакли и зачем зрители сегодня идут в театр, ныне художественный руководитель Национального академического драматического театра имени М.Горького Сергей Ковальчик рассказал корреспонденту БЕЛТА.
- Сергей Михайлович, думаю, просмотр спектакля "Адвечная песня" в РТБД, где в свое время вы проработали несколько лет режиссером, следовало бы сделать для всех обязательным, если бы такое было возможно. В чем секрет успеха этого произведения?
- В его актуальности. В этом спектакле идет речь о человеке, о цикличности жизни и возможности в ней что-то изменить. И сегодня люди, как и герои поэмы классика белорусской литературы Янки Купалы "Адвечная песня", ищут ответы на вечные вопросы о ценности жизни и роли в ней судьбы.
Успех этой постановки в блистательной игре актеров. И конечно, в первую очередь Игоря Сигова, который исполняет главную роль - Мужика. На Игоре, собственно, весь спектакль держится, он ведь практически не покидает сцены, поет и танцует в течение всего спектакля. Актер полушутя говорит, что теряет за один вечер 1,5 кг, но это близко к правде: его работа - большая физическая нагрузка, кроме того, и эмоциональная, и вокальная, и пластическая. А сделать Сигову дубль невозможно, второго такого актера и в городе не найти, не то что в театре. Но и хор на высоте, в РТБД все поющие артисты, Игорь не смог бы один вытянуть весь спектакль, как и хор без героя ничего не сможет сделать. После реконструкции спектакль задышал.
- На мой взгляд, ваши режиссерские работы не лишены эксперимента. Вы за эксперимент на театральных подмостках?
- Театральный эксперимент просто обязан быть в любом театре, иначе он замшеет. Но только тут надо сразу определиться, что это за эксперимент и ради чего. Я шучу, что можно поставить "Вишневый сад" на мясобойне, где Лопахин будет мясником, ему нужны новые пастбища, и вишневый сад ему мешает. Это тоже будет эксперимент и получится жесточайший триллер. Но на деле эксперимент - найти новое, современное решение для классической пьесы. Таким образом продолжить жизнь традиций, сделать пьесу интересной, понятной и в то же время сохранить правильные акценты. Потому что можно доэкспериментировать до того, что Катерина из "Грозы" станет гулящей женщиной, а симпатии зрителей будут на стороне Кабанихи, которая не спускает с нее глаз. Я видел постановку "Трех сестер", в которой Вершинин после пятого стакана водки начинает смотреть на вторую сестру и не против ее полюбить. Подобное кроме как режиссерским хамством не назовешь. С классическим материалом нужно работать аккуратно. Это не значит, что надо ставить канонически, но важно найти новые направления, актуальные сегодня. Если хочешь по своему перекроить классику, то пиши новую пьесу.
- В числе ваших последних постановок - комедия Шекспира "Двенадцатая ночь". Ее можно назвать экспериментальной работой?
- В каком-то смысле да, потому что мы постарались прочитать пьесу Шекспира глазами современного человека. К "Двенадцатой ночи" мы сделали оригинальный перевод. Ведь все переводы Шекспира очень литературны, поэтичны. А так ли он писал, таким ли языком? Есть мнение, что каждый из переводчиков самореализовывался, переводя Шекспира. Если перевести его произведения буквально, то можно потерять театральный язык автора, его метафоричность.
С переводчиком Игорем Скрипко мы договорились о принципе перевода: Шекспир - современный драматург. Он сумел сделать перевод, не дописывая, не додумывая за автора, а перенес дух, характер пьесы. Актеры очень хорошо приняли перевод. Он им показался свежим и неожиданным.
В результате получилась очень яркая комедия. Сколько угодно примеров, когда написано, что спектакль - комедия, но зрителю не смешно. Комедия должна быть смешна, даже если в конце становится немножко грустно. Комедия - это ироничный разговор со зрителем даже на волнующую, больную тему. Через призму комедии мы высмеиваем проблему, и происходит зрительское очищение. Мы смеемся над проблемой, и нам становится легче ее преодолеть.
- В репертуаре Русского театра (как называли НАДТ им. Горького) много комедий. Этот жанр востребован?
- У публики колеблются жанровые предпочтения в зависимости от происходящего в обществе. В 90-е годы прошлого века, когда была ломка, зрители выбирали трагедии и драмы. Сейчас пришло время комедии, это видно по зрительскому интересу. Но это не значит, что драматические материалы проскакивают мимо, нет. Просто на них, может быть, меньше ходят.
Я очень хорошо понимаю, что "Бесов" Достоевского не читают в метро. Тем не менее, если мы не будем знать классики, не будем знать своих корней (а классика - это всегда высоко поднятая планка), если даже мы отчасти не будем навязывать ее людям, мы улетим, как деревья без корней от урагана. Поэтому классику нужно ставить. Проще всего, конечно, делать современные блокбастеры, такое криминальное чтиво, которое охотно примет зритель. Но миссия Национального академического драматического театра имени М.Горького, Русского театра, в том, чтобы нести знамя классики - русской, зарубежной, знамя высокой пьесы, высокой планки. Потом уже можно делать какие-то подарки для зрителей. Например, мы "Проделки Ханумы" играем больше года и всегда собираем полные залы. Людям постановка нравится. Я рад, но этот спектакль не воспринимается критиками как художественный шаг. Это шаг на сближение со зрителем. Мы не только драмы и трагедии можем играть. Можем играть яркие материалы, близкие зрителю, и получать удовольствие вместе с ним. "Проделки Ханумы" - это гарантия хорошо проведенного вечера. Люди идут, зная, что они увидят, и не обмануты в своих ожиданиях.
- Зритель желает комедий, и вы стараетесь ему угодить?
- Мы стараемся угадать зрительские предпочтения. Возьмем классику. Не так давно Борис Луценко поставил "Вечность на двоих" по идее романа Джозефины Лоуренс. Пока полные залы. Это очень серьезный материал на тему отцов и детей, очень трогательный, люди плачут на этом спектакле. Он о неблагодарности детей, не каждый хочет смотреть такую сложную тему. Но люди идут.
Я смотрел постановку Ставропольского академического театра драмы имени М.Ю.Лермонтова "Сотворившие чудо", когда театр был в Минске с гастролями. Пьеса трогательная, очень хорошо поставлена. Зрители выходили из зала в слезах и комментировали, что лучше на комедии ходить. Им понравился спектакль, но сложные темы очень тяжело принимаются. У нас, например, в репертуаре есть "Бег" Булгакова. Конечно, зрительский интерес немного упал, все-таки шесть лет спектаклю. Но тем не менее спектакль крепко стоит на ногах. "Бег" не каждый день увидишь в театре, пьесу редко ставят. А это актуальная пьеса Булгакова, она наводит на размышления о том, как остаться на высоких нравственных позициях, как не предать, сохранить человеческое достоинство в беспределе гражданской войны и иммиграции. Я такие произведения люблю.
- Наверняка, репертуар театра формируется в зависимости от вкуса художественного руководителя?
- Да, когда ты ставишь такие спектакли. Или Борис Луценко поставил спектакль "Затюканный апостол" Андрея Макаенка о том, как молодому человеку выжить в атмосфере тотальной лжи, в мире насилия. Это важные темы, интересные и детям и родителям. Мы же все родители, и эта постановка вольно или невольно заставляет нас ответить на вопрос: а так ли мы откровенны с детьми? Или мы увлекаемся своими проблемами и забываем про детей? Может быть, мы уделяем детям много формального внимания, а им другое нужно. От этого они и на "двойки" учатся, чтобы как-то притянуть настоящее внимание, человеческое. Когда театр задает большие вопросы, он интересен.
- Детские спектакли ставятся в театре по долгу службы или по зову сердца?
- Конечно, по зову сердца. Детские спектакли для нашего театра невыгодны, они не приносят дохода, но воспитание своей публики, начиная с раннего детства, - важнейшая задача театра. И нужно завлекать ее интересным, поставленным в стилистике театра спектаклем, чтобы ребенок с детства привыкал к определенной эстетике. Особенно важный момент - сформировать правильное, позитивное отношение у ребенка к театру, таким образом мы формируем будущую театральную публику.
- Художественный руководитель в Русском театре - это диктатор?
- Вообще театр - это добровольная диктатура. Все зависит от ситуации. Когда я ставлю спектакль, я режиссер-постановщик и никакой не худрук, потому что худруки спектакли не ставят. Ставят режиссеры. Как на сцене нет заслуженных и народных артистов, все звания остаются за пределами. На сцене есть только артист и режиссер. У режиссера может быть только власть творческого авторитета, власть идеи, и актер должен ее принять и добровольно пойти с тобой. А если это через усилие, через диктат... Труд раба не эффективен. Может быть, в советское время культивировались режиссеры-деспоты, но XXI век, мне кажется, либеральный. Правда, когда подходим к выпуску спектакля, уже не либеральничаю, хотя тоже стараюсь не махать дубиной.
- А бывает так - взялись за работу, но видно, что не идет. Тогда что? Меняете актерский состав, останавливаете работу?
- Сегодня была такая репетиция. Вроде позитивная, вроде бы идет, а какого-то драйва, искры нет. Клеится, но как-то плохо. Это знак - нужно что-то пересмотреть, искать неожиданные повороты действия, которые зажгут и оживят рисунок. Это нормальная работа над спектаклем, потому что у актера есть свой инкубационный период, когда он носит в себе образ, пристреливается, и потом этот образ начинает потихоньку оживать.
Спектакль рождается на актовых репетициях, как я их называю. Когда идет установка света, когда после первого прогона хочется уйти из театра. Но именно на первом прогоне, как правило, есть удачные места, которые выстреливают и тянут за собой весь спектакль. Ты на них опираешься, и уже к следующему прогону рождается спектакль. Актеры начинают свои линии корректировать от целого. И тогда важна режиссерская установка. Если срабатывает, то хорошо, нет - дело худо.
- По первому образованию вы актер, но это направление не развиваете.
- Я никогда и актером-то не был, по большому счету. Я изначально знал, что буду режиссером, и получал актерское образование, чтобы изучить специфику профессии, чтобы понимать, на какие рычаги можно нажимать при работе с актерами. Первое образование я получил, чтобы знать о театре все: от гвоздя до сверхзадач.
- Тогда и декорации надо уметь делать.
- Во время учебы мы осмотрели весь сценический комплекс студенческого театра. Я знал, как включается свет, как направляются фонари, как опустить штанкет, как прибить половик. Потом пошел учиться на режиссуру. Узнал, как создается спектакль, как рождается замысел и как его реализовать. Но этого мне показалось мало, и я учился в Академии управления, чтобы разобраться в офисной части дела. Теперь использую все полученные навыки.
- Больше учиться не надо?
- В том-то и дело, что надо. Театр, как и жизнь, меняется. Сегодня съездишь на лабораторию в Москву, посмотришь - там уже все по-другому. Театр это еще и институт. А институт - это наука, она тоже развивается. Как сегодня классику ставить? Какие новые подходы? Кто-то, например, оперу "Тоска" ставит, и по сцене байкеры ездят. Кто-то в классическом ключе работает. В театр приходят новые принципы художественного оформления, светового решения, 3D-технологии. Театр хочет увлечь, но важно, чтобы он всегда подводил к главному - катарсису. На самом деле, для театра зрелищность не всегда нужна, и идеи с использованием 3D-технологий ближе шоу-бизнесу. Театр все-таки искренний диалог со зрителем на больные темы. Я себе всегда задаю вопрос: почему человек ходит в театр, зачем?
- И какой ответ?
- Он хочет посмотреть на себя со стороны. А чтобы увидеть себя в зеркале, нужна доверительная камерная обстановка. Как ни странно, наличие зрелища не всегда этому способствует. Должна быть болевая точка, волнующая артиста, режиссера и зрителя. Вот тогда налаживается подлинный диалог между залом и артистом. Им есть о чем поговорить. И тогда зритель становится подлинным участником действия, он начинает по ходу спектакля задавать себе вопросы: почему герой так поступает, а так ли я поступаю? Театр рассказывает о духовных катастрофах, например, непонимание с детьми. И где найти ответы, как подготовить себя к какой-то сложной ситуации, если такое случится? В театре человек видит ситуацию, взятую из жизни, наполненную фантазией драматурга, и примеряет на себя.
- Есть интерес поработать с труппами других театров, в других странах?
- Если ехать, только ради нового опыта, размяться. Мне был очень интересен творческий контакт с Тамбовским государственным драматическим театром, там я два спектакля поставил. Сделал "Скупого" Мольера с народным артистом России Юрием Томилиным. Он даже получил диплом на фестивале имени Рыбакова, а наш главный художник Алеся Сорокина - приз за лучшее художественное оформление. Мне было интересно поставить спектакль в российском театре, с российскими актерами поработать, ощутить разницу: какие наши, какие они. Оказалось, что разницы никакой. Все артисты ищут, все артисты путаются, все артисты находят. А условия выпуска в каждом театре свои.
- Попробовать себя в роли кинорежиссера никогда не хотелось?
- Это несколько другой вид искусства. Если бы я взялся снимать профессионально игровое кино, мне надо было бы уйти из театра, чтобы восполнить пробел образования, чтобы почувствовать выразительные средства кинематографа. В театре режиссер говорит мизансценой. Это я знаю, умею. А вот как разговаривать языком кино, я могу только представлять, и мое представление дилетантское. В искусстве нет ничего страшнее, чем дилетантизм. Снимать кино только потому, что это модно, я не стану.
- В Беларуси нынешний год объявлен Годом культуры. Сергей Михайлович, на ваш взгляд, что следует сделать в этот год, чтобы он прошел не зря?
- Как известно, культура воздействует на научно-технический прогресс, потому что культурный человек по-другому воспринимает мир, тянется к прекрасному, создает прекрасное. А чтобы создавать прекрасное, нужно совершенствовать технологии. Землю можно обрабатывать мотыгой, а можно плугом. И это тоже сфера культуры - материальная культура.
Объявление Года культуры позволит привлечь внимание к сфере высокой культуры. Ведь празднование юбилеев известных творческих личностей, например, Богдановича, Шамякина, Крапивы, Мулявина, возвращает нас к их творчеству, прикасаясь к которому еще раз, мы становимся духовно богаче. Моя мечта, чтобы в Год культуры руководители наших предприятий хотя бы один раз в месяц направили своих работников в театры, музеи, на концерты, в кинотеатры. Но не на ширпотреб, а на хорошую постановку, выставку, отечественный фильм. Чтобы за этот год белорусы стали ближе к родной культуре. Это дало бы нам, деятелям культуры и искусства, новый импульс для творчества.
Жанна КОТЛЯРОВА,
БЕЛТА.-0-
- размещаются материалы рекламно-информационного характера.